Интервью с Д.Поповым, очевидцем спецоперации МВД в МЦР 7-8 марта 2017 г.

 Редакция сайта "Живая Этика в мире" задала несколько вопросов Дмитрию Попову,[1] который принимал непосредственное участие в событиях 7-8 марта 2017 года в Международном Центре Рерихов. Ниже читателям предлагаются ответы Д.Попова на вопросы нашей редакции, которые выделены курсивом. 

Фото. Д.Попов (в центре) беседует с участниками Конференции русскоязычных групп Рериховского движения в Америке, 21.05.2016, Нью-Йорк.[2]

* * *

– Вы присутствовали на территории усадьбы Лопухиных 7-8 марта 2017 года, когда там происходили оперативные мероприятия Следственного Комитета РФ. Зачем Вас туда пригласили?

– Я был приглашён в качестве специалиста в области жизни и творчества семьи Рерихов для оказания экспертной и консультативной помощи.

– В сообщениях массмедиа курсирует высказанное руководством МЦР утверждение, что Вы специально прибыли из Нью-Йорка, чтобы участвовать в этой операции следственных органов. Насколько это верно?

Разумеется, это всего лишь выдумка, смело выдаваемая за действительность. Ведь разумному человеку даже представить невозможно, чтобы следственные органы при подготовке оперативных мероприятий заранее извещали об этом не имеющих отношения к следствию людей, находящихся при этом за тридевять земель.

Просто я волей судьбы оказался в Москве в затянувшейся дольше запланированного командировке. И теперь смотрю на эту задержку, как на явно провиденциальную в силу своих многолетних особых отношений с этой агрессивной и сутяжнической организацией, которой давно пора получить заслуженное.

– Вам сказали, что в МЦР будет проходить изъятие картин по уголовному делу о мошенничестве Мастер-Банка?

– Да, конечно. Но только уже по дороге к месту проведения следственных действий. Лишь Музей Востока был оповещён за день до этого, поскольку там должна была быть подготовлена группа из музейных хранителей, реставраторов и специалистов по упаковке и перевозке произведений искусства, а также соответствующие материалы и специализированное транспортное средство.

– Расскажите как непосредственный очевидец событий, что там происходило? На сколько справедливы утверждения представителей МЦР о произволе действий следователей и оперативников?

– Да, я внимательно просмотрел в Сети видеозапись пресс-конференции,[3] проведённой в МЦР на следующий же день и потому в курсе высказываемых с той стороны претензий.

Со своей стороны могу сказать, что все действия производились исключительно слаженно и более чем корректно. Жалобы представителей МЦР делятся на две категории: 1) неудобства, которые неизбежно приходится терпеть работникам организации, в помещении которой проводится обыск с изъятием вещественных доказательств и просто вещей, проходящих по делу, и 2) преувеличения, откровенные выдумки и прямая ложь.

Что касается первого, то следователям всё время приходилось разъяснять сотрудникам МЦР, что в их организации проводится обыск, и соответственно всё происходит по правилам проведения обыска и ни как иначе.

Что же до второго, то, например, полиция не меньше четверти часа провела у главного входа в музей, стараясь убедить находившуюся внутри охрану открыть дверь. Лишь исчерпав все средства словесного воздействия было принято решение о начале применения спецсредства. И только тогда охрана поняла всю серьёзность намерений полиции и открыла таки дверь.

По поводу единственного реального применения силы по отношению к сотруднику МЦР, то это произошло на моих глазах. Этот человек не меньше пяти минут вёл себя вызывающе неадекватно, откровенно добиваясь применения к себе силы, что в конце концов оперативники и вынуждены были сделать просто чтобы нейтрализовать буяна и увести.

Постоянные сетования работников МЦР по поводу отсутствия представителей музея при снятии и упаковке картин в моих глазах выглядят вопиюще циничным лицемерием, поскольку сам вице-президент центра А.В.Стеценко громко заявлял, что он не желает принимать участия в происходящем и пытался уйти, уведя с собой своих подчинённых; и как раз старший следователь вовремя распорядилась задержать его и его сотрудников для того, чтобы обеспечить необходимое присутствие представителей музея.

Фото. А.В.Стеценко (в центре за столом) в зале С.Н.Рериха во время

проведения в МЦР следственных мероприятий 7 марта 2017 г.

На вопрос велась ли представителями следственных органов положенная видео и фото фиксация процесса тот же А.В.Стеценко заявил, что велась лишь видеосъёмка общего характера. Тем самым он сознательно публично солгал, поскольку лично старший следователь скрупулёзнейшим образом вела всю необходимую фотосъёмку изымаемых произведений: на стене, в снятом со стены положении, с обеих сторон, с фрагментами. И делалось это на глазах у господина Стеценко, который имел возможность свободно наблюдать за всем процессом. И это лишь некоторые характерные эпизоды.

– Было ли известно заранее, что именно должно быть изъято? Кто определял, что изымать, а что нет?

– Что касается произведений Н.К. и С.Н. Рерихов, то некоторая часть из них уже была предназначена к изъятию заранее. Уже на месте нам был вручён список. Нашей задачей было идентифицировать названия по этому списку с реальными произведениями и фиксировать возникают ли сомнения в их подлинности при первичном визуальном осмотре.

Затем, уже ближе к вечеру, старший следователь сказала, что в ходе обыска были найдены документы о дарении картин и других предметов со стороны Булочников и подконтрольного им Фонда имени Е.И.Рерих, и что эти предметы она решила тоже изъять по признаку дарения начиная с 2002 года. Почему сроком давности она назначила именно 2002 год я не интересовался. После выявления соответствующих списков старший следователь указывала нам на произведения по списку, а мы указывали ей на сами произведения, которые она тут же распоряжалась изъять.

Фото. Упаковка картин в здании МЦР 7 марта 2017 г.[4]

– Кто производил упаковку картин? Не было ли угрозы их повреждения при транспортировке?

– Как я уже говорил, из Музея Востока, где хранится одно из крупнейших рериховских собраний, была вызвана группа сотрудников выставочного отдела и реставраторов. Так что упаковка и транспортировка картин осуществлялась по стандартной музейной процедуре и технологии для перевозки на ближнее расстояние (в пределах города).

К слову сказать, помимо прочего, представители МЦР на пресс-конференции утверждали, что машина, на которой осуществлялась перевозка, была неспециализированной, без системы климат-контроля и даже без фиксирующих ремней. С одной стороны, это является откровенной ложью уже потому, что никто не предоставлял им права осмотра этого автомобиля. А с другой стороны, могу засвидетельствовать, что хорошо знакомая мне по работе в Музее Востока машина как раз таки специализирована и снабжена всеми необходимыми вещами, включая систему климат-контроля.

Замечу ещё, что эта система вовсе не нужна для перевозки должным образом упакованных произведений искусства на ближнее расстояние. Она необходима лишь в случаях их длительного пребывания в автомобиле. Так что это характеризует соответствующих сотрудников МЦР как непрофессионалов.

Фото. Упакованные картины в МЦР перед их

транспортировкой в ГМВ, 7 марта 2017 г.[5]

– Вы сделали замечание по поводу профессионализма сотрудников МЦР. А какое впечатление сложилось у Вас по поводу уровня музейного хозяйства там при взгляде изнутри?

– Вы знаете, обе эти системы превысили все мои ожидания, но совершенно различным образом.

Так, система хранения в этом музее налажена сверхидеальным образом, даже с превышением рамок разумно необходимого. Бережное и трепетное отношение к хранимому также бросается в глаза. Всё, что может быть приобретено за деньги присутствует здесь в изобилии, даже оборудование в неподключённом и явно неиспользуемом виде. Однако, странное впечатление произвело присутствие в депозитарии единственного замеченного мною компьютера, который тоже оказался неподключённым и неиспользуемым.

Это действительно очень необычно, поскольку при современном уровне компьютеризации учёта и хранения подключённый к единой музейной сети компьютер является основным инструментом работы хранителя. Это и доступ к музейной базе данных (которая единственно позволяет централизовать и систематизировать все процессы), и возможность составления всех необходимых документов по приёму-выдаче музейных предметов (без чего немыслим должный контроль за перемещением предметов), и ведение топографии музейных предметов (необходимое средство контроля наличия и местонахождения любого предмета), и многое другое.

И уж в полное изумление меня поверг тот факт, что хранитель не могла находить в депозитарии музейные предметы по их номерам КП (книги поступлений) и искала их по названиям и собственной памяти. В дальнейшем оказалось, что музейная топография здесь отсутствует вовсе, как в депозитарии, так и в экспозиционных залах. В это сложно было поверить, но это было фактом. Полностью отсутствующей оказалась и основная из музейных систем – система инвентарного учёта. Музейные предметы здесь вовсе не имеют даже самих инвентарных номеров. Оказалось, что им присвоены лишь номера по книге поступлений (КП), да и те лишь существуют, но должным образом не используются.

В результате выяснилось нечто невероятное – система музейного учёта в этом «музее» просто отсутствует. Налажена лишь система первичного учёта по книгам поступления; а всего остального нет даже в зародыше.

Так что называть это учреждение настоящим музеем не представляется возможным. Это просто большой и богатый частный особняк, в котором очень аккуратным, но обычным частным образом хранится множество произведений и мемориальных вещей Рерихов, посмотреть на которые допускаются посетители.

Фото. Выступление на пресс-конференции МЦР Г.В.Дарузе.

В не меньший шок меня повергло и выступление на пресс-конференции известного работника музейной сферы, госпожи Дарузе, которая некоторое время работала в МЦР и является одним из составителей и редакторов печатного каталога части его музейного собрания. Она не смущаясь заверила собравшихся в том, что отсутствующая система музейного учёта в МЦР не только существует, но и пребывает в идеальном состоянии. Сначала она лукаво заявила об отличном уровне первичного учёта, что тоже крайне сомнительно, поскольку одного наличия номеров КП слишком мало, а в документации о поступлении картин и других вещей наблюдается полная неразбериха. Но затем она ловко перескочила на печатный каталог и начала его расхваливать. И это при том, что ей прекрасно известно что к самой системе музейного учёта печатные издания не имеют ни какого отношения. Да и охватывает этот каталог лишь часть фондов. И уж вовсе беззастенчиво она прямо заявила о наличии в этом каталоге инвентарных номеров, по-видимому в расчёте на то, что ей поверят на слово и ни кто не станет проверять. Просто поразительно!

– Вы сказали о неразберихе в документах поступления в МЦР музейных предметов. Не могли бы Вы пояснить о чём речь?

– Да. Мне удалось хоть и быстро, но достаточно внимательно познакомиться с двумя довольно толстыми подшивками документов (договора, акты, списки) о так или иначе поступавших в МЦР произведениях изобразительного искусства и мемориальных вещах, поскольку именно там следователи обнаружили документы о дарении Булочниками картин Рерихов, которые подлежали изъятию. Дабы ненамеренно не разгласить чего-то, относящегося пока ещё к тайне следствия, не буду вдаваться в подробности, но могу сказать, что там действительно царит неразбериха. Осталось такое впечатление, что они собраны, а многие и сделаны, наспех (возможно даже задним числом). Также у меня осталось впечатление об отсутствии документов на множество из картин Н.К.Рериха.

Здесь самое время вспомнить о повторённой А.В.Стеценко на последней пресс-конференции сказке о том, что им не удалось зарегистрировать картины в негосударственной части Музейного фонда РФ, поскольку ими был получен отказ под неким надуманным предлогом. При этом он лукаво умолчал, что этот надуманный предлог состоял в требовании представить копии документов, подтверждающих право собственности МЦР на эти картины, а это объективно является непременным условием. А если взглянуть на официальный ответ А.В.Стеценко, где он пытается отделаться лишь обтекаемыми фразами, то становится ясно, что документов собственности на эти картины у МЦР либо вовсе нет, либо они просто не желают их показывать, поскольку окажется, что владельцем является вовсе не сам МЦР, а кто-то совсем другой.

Таким образом, сейчас начинает подтверждаться то, о чём разумные и болеющие за дело люди говорили уже давным давно: юридическое положение вещей с собранной в МЦР замечательной коллекцией картин Рерихов является крайне сомнительным и очень опасным для сохранения её целостности и сохранности в качестве музейного собрания для России и всего человечества.

– А.В.Стеценко публично заявил, что МЦР свято хранит собираемое им рериховское наследие, а Музей Николая Рериха в Нью-Йорке, главным хранителем которого Вы являетесь, распродаёт свою коллекцию. Можете ли Вы что-то пояснить по этому поводу?

– Конечно. Первое является откровенной ложью, а второе возможно простым следствием невежества и самонадеянности.

Что касается Музея Николая Рериха в Нью-Йорке, то он действительно однократно продал собрание из 48 картин Святослава Рериха. Однако, во-первых, это собрание находилось в собственности музея, но вовсе не входило в его музейные фонды. Наш музей, в строгом соответствии с уставом, является музеем именно Николая Рериха. Поэтому доставшиеся ему в наследство картины Святослава Рериха никогда не включались в его музейную коллекцию и никогда не предназначались для задействования их в экспозиции. Музей никогда не пойдёт на сокращение экспозиции Николая Рериха ради того, чтобы выставить картины его сына. Поэтому у нас произведения Святослава Рериха были обречены на вечное пребывание в фондохранилище. Но, в силу большой популярности творчества Святослава Рериха в России, Правление Музея приняло решение, что будет правильно позаботиться о том, чтобы это собрание перешло в один из музеев РФ. Поскольку музей весьма небогат и нуждается в средствах на развитие, было решено продать это собрание по действующей на арт-рынке цене. Твёрдым условием этой продажи было то, что собрание в целостном виде должно было поступить в один из российских музеев. Соответствующие предложения были сделаны по всем направлениям. Были варианты с покупкой этих картин различными меценатами, намеревавшимися передать их в государственный Музейный фонд РФ. Но в итоге было принято предложение Б.И.Булочника, который якобы приобретал их для передачи в музей МЦР. И наше руководство поверило ему.

Конечно некоторые сомнения возникли, когда оказалось, что реально в роли покупателя выступит вовсе не сам Б.И.Булочник, а некое неизвестное нам третье лицо. Но было принято решение довериться Б.И.Булочнику и в этом вопросе.

Лишь когда уже потом стали приходить известия, что в МЦР поступило лишь девять картин, а другие почему-то оказались в руках аж нескольких частных владельцев,[6] Музей Николая Рериха в Нью-Йорке понял, что был цинично обманут. В последний год своей жизни наш уже вышедший на пенсию директор Даниил Энтин горько сожалел об этом.

Как видите, судьба этих картин весьма ярко показывает действительный, а не мнимый уровень радения МЦР о должном сохранении в своём музее тех произведений Рерихов, которые попадают им в руки. Думаю, что в адрес МЦР тут дальнейшие комментарии излишни.

Но надо обратить внимание на то, что в этом случае "злокозненное" государство как раз предпринимает успешные действия по выявлению и изъятию этой коллекции с передачей её на хранение и экспонирование в Музее Востока, а в дальнейшем в Государственном музее Рерихов. И сейчас целостность этого собрания, распылённого по воле руководства МЦР и его псевдо-мецената (который лишь перекладывал ценности из одного кармана в другой),[7] уже почти восстановлена.

Поэтому мы исключительно благодарны российскому государству в лице министерства юстиции и Министерства культуры, усилиями которых эта коллекция вновь собирается и обретает музейный статус в Музее Востока в Москве, с которым нас связывают уже около сорока лет плодотворного сотрудничества.

– Да, вина Б.И.Булочника в этой неприглядной истории очевидна. Но есть ли тут доля вины самого МЦР?

– А разве может быть иначе? Полагаю, ни у кого нет сомнений в том, что Булочник обсуждал судьбу этих картин с руководством МЦР; иначе просто нельзя было бы решить, что эти люди хотят оставить в музее, а что согласны распродать по частным коллекциям.

Вообще со слов многих бывших работников МЦР хорошо известно, что сращенность коллектива МЦР с семьёй Булочников была столь велика, что деньги как на зарплату сотрудников, так и на многие расходы поступали от последних в виде ни как не учитываемой наличности.

Я ещё в ходе обыска был изумлён тем, что исполняющая обязанности директора музея Н.Н.Черкашина в беседе со следователем по поводу картин, оформленных как дар от одного из Булочников, постоянно сбивалась на фразы, в которых звучало «это мы купили». Следователю всё время приходилось переспрашивать, что она имеет в виду.

Фото. Д.Ревякин даёт интервью видео-каналу Sasha Sotnik.

Точно та же «оговорка» прозвучала и в видео-интервью другого сотрудника МЦР Д.Ревякина, взятом у него сразу после пресс-конференции. Сначала он признал, что им уже было известно, что девять из купленных госпожой Хафизовой картин работы Святослава Рериха проходят по уголовному делу о мошенничестве с невозвратным кредитом, и потому они были готовы к их изъятию. Затем он признаёт, что эти картины были каким-то образом подарены им Булочником. И тут же, не сходя с места он расслабляется и оговаривается, заявляя, буквально «картины, приобретённые нами в нью-йоркском музее».[8]

То есть в сознании руководства МЦР просто не существует ни какой разницы между МЦР и семьёй Булочников.

Остаётся лишь признать очевидное, что в системе Мастер-Банк–Булочники–МЦР мы имеем дело с крупной преступной частной лавочкой, криминальная деятельность которого всё больше и больше выходит на поверхность.

Во всех аспектах своей деятельности — приобретение картин, содержание невероятно раздутого штата сотрудников, обращение с усадьбой Лопухиных – МЦР постоянно действовал в обход и в вопиюще беззастенчивое нарушение закона. Было только вопросом времени, когда правоохранительные органы этим заинтересуются. И вот, когда этот момент настал и следственные органы потянули за ниточку, скелеты сами посыпались из всех шкафов.

– Куда были увезены изъятые картины? Каков Ваш прогноз об их будущем? Высказываются опасения, что эти картины будут проданы с аукциона в счёт погашения долгов Мастер-Банка или же пополнят запасники ГМВ. Каково Ваше мнение?

– Картины, как и остальные предметы искусства, изъятые следователями в ходе обыска, были сразу доставлены в Музей Востока.

Дело в том, что следственные органы не располагают необходимыми возможностями для должного обращения с произведениями искусства, и потому передача их на хранение в соответствующие музеи является обычной практикой.

Тот факт, что для обеспечения этой стороны следственных действий была приглашена большая группа специалистов из Музея Востока, более чем ясно говорит о продуманности и ответственности действий правоохранительных органов. Здесь же совершенно очевидна последовательная политика по обеспечению не только пресечения противоправной деятельности, но и эффективного создания Государственного музея Рерихов[9] (филиала Музея Востока).

Приятно и то, что делается это максимально открыто, о чём свидетельствует приглашение к участию специалистов и из нашего музея, и из Независимой экспертизы имени П.М.Третьякова. Ведь помимо исполнения обязанностей специалистов-экспертов мы стали и независимыми наблюдателями происходившего. Я считаю это чрезвычайно важным фактором.

Говорить о распродаже подобных ценностей это просто не серьёзно. Задавать подобные вопросы кому-либо из следователей бессмысленно. Каждый человек занимается своей работой и решает только те вопросы, которые относятся к его компетенции. Вопросы о должном распоряжении культурными ценностями подобного масштаба конечно будут решаться между министерствами культуры и юстиции. И можно не сомневаться, что они будут решены правильно.

Так что, в свете всего уже сказанного, судьба изъятых в МЦР картин как раз не вызывает у меня опасений, чего ни как нельзя сказать о тех, которые по-прежнему остаются в руках этой нечистоплотной организации.

– Получается, что нам остаётся лишь порадоваться за то, что российское государство наконец взяло под свой контроль значительную часть этого бесценного наследия и надеяться на то, что этот процесс будет доведён до конца?

– Да. Совершенно с Вами согласен. Именно так.

16.03.2017