Визит органов следствия, как и решение суда о выселении, руководство Международного центра Рерихов назвало «вооруженным захватом музея». Главные обвинения при этом раздались не в адрес следователей, а в сторону советника Минкульта Кирилла Рыбака и заместителя гендиректора Государственного музея Востока Тиграна Мкртычева. «Газета.Ru» поговорила с теми, кого МЦР обвиняет в попытке прогнать частную организацию из старинной усадьбы в центре Москвы и создать на ее месте госмузей.
Картины из Международного центра Рерихов изъяли 7 марта в рамках следствия по делу «Мастер-Банка» и бывшего председателя совета его директоров Бориса Булочника. Когда банк обанкротился, а Булочник был объявлен в международный розыск, МЦР лишился своего главного мецената, в течение многих лет спонсировавшего организацию и приобретавшего для нее ценные предметы искусства. На этой неделе, 20 марта Арбитражный суд Москвы постановил расторгнуть договор безвозмездной аренды и выселить МРЦ из усадьбы Лопухиных, таким образом, удовлетворив иск Музея Востока.
Кирилл Рыбак и Тигран Мкртычев в интервью «Газете.Ru» ответили на обвинения общественников и высказали свое мнение, что на самом деле не так с Центром Рерихов.
— Разговоры о том, что Минкультуры недовольно Международным центром Рерихов, ходили очень давно. Почему к решительным действиям перешли только сейчас?
Кирилл Рыбак: Действия, о которых мы с вами говорим, имеют к Минкультуры крайне опосредованное отношение. У следствия были основания полагать, что находящиеся в Центре Рерихов произведения, были приобретены бывшим председателем правления банка на похищенные у кредитной организации денежные средства. А нас, в свою очередь, пригласили в качестве специалистов в области учета культурных ценностей, а также помощи в идентификации изымаемых произведений искусства, их научном описании и упаковке.
Учитывая истерию, которую подняли в Международном Центре Рерихов и сострадающие ему граждане, должен заметить, что, по моему мнению, со стороны правоохранительных органов все было предельно корректно. При этом было много эмоциональных заявлений со стороны руководства МЦР – это их право. Произведения искусства, имеющие отношение к известному лицу, в присутствии работников МЦР были должным образом демонтированы, упакованы и вывезены для их дальнейшего хранения. Сейчас они находятся в Государственном музее Востока.
— Почему нельзя было оставить картины на время следствия на стенах музея?
Рыбак: Потому что следственные органы руководствуются постановлением Правительства от 8 мая 2015 года «Об условиях хранения, учета и передачи вещественных доказательств по уголовным делам». В нем определено, что предметы, имеющие историческую, художественную, научную или иную культурную ценность по согласованию с Минкультуры передаются на хранение в его подведомственные учреждения.
— Но если сотрудники МЦР знают закон, зачем так упорно отстаивать свою правоту?
Рыбак: Сейчас в прессе развернута эмоционально окрашенная кампания – что традиционно для той части рериховского сообщества, которое поддерживает Международный Центр Рерихов. С начала 1990-х годов их кредо — это активные действия, можно сказать «борьба» в защиту «имени и наследия Рерихов». Используя слово «борьба», хочу высказать предположение, что они всегда двигаются в противофазе, противопоставляя себя кому-либо, и постоянно повторяя, что именно они – та самая институция, которой Рерихом делегировано право хранить, изучать и представлять наследие Рерихов сообразно воззрениям этой семьи. Они тщательно документируют все свое взаимодействие с любыми органами и организациями — а если что-то их не устраивает, начинают критиковать тех, с кем они не согласны.
— Как все это связано с делом Бориса Булочника?
Рыбак: Я не буду комментировать действия следствия. Обращу ваше внимание, что, поднимая на щит лозунги о мире и культуре (причем, «Культуре» — непременно с большой буквы), МЦР «оттеняет» экономическую подоплеку своей деятельности. А она действительно была, и состояла она в том, что Борис Булочник, бывший председатель Правления «Мастер-банка» одновременно являлся членом Правления Международного центра Рерихов. Меценат тратил большие средства на приобретение произведений искусства и дарил их в МЦР, в то же время входя в состав его Правления, которое согласно уставу МЦР, является главным распорядителем имущества и денежных средств Центра, утверждает его годовую смету, структуру, штатное расписание, фонд заработной платы сотрудников Центра.
Не стоит забывать, что у Центра Рерихов до сих пор имеется реальная возможность реализовывать находящиеся в нем произведения на внутреннем антикварном рынке. Попросту говоря, продавать, менять, дарить — их устав этого не запрещает.
Полагаю, что сложившаяся в МЦР ситуация производна от той политики, которую проводило его руководство.
Интересно, что, когда мы с коллегами были в фондохранилище МЦР, нас удивила «стерильность» этого помещения. Обычно, когда заходишь в хранение какого-нибудь музея, видишь на рабочем столе специалиста рабочие бумаги, книги, забытый карандаш.
— Может, это своеобразные условия хранения?
Тигран Мкртычев: Нет, дело не в условиях хранения. Это связано с тем, что сотрудники МЦР, как правило, в подавляющем большинстве не являются специалистами ни в одной из отраслей музееведения. Это зачастую общественники, увлечение которых рериховским наследием идет еще из советского времени, от противопоставления себя советской идеологии. На закате Советского Союза было много таких людей — интеллигенции без профильного искусствоведческого или музееведческого образования, но с горячим желанием быть причастными к чему-то высокому. Быть причастными к культуре. МЦР профанировал и исказил не только лозунг «Мир через культуру» Николая Рериха, но трансформировал идеи, высказанные Еленой Рерих, превратив их в религиозные воззрения.
Мы рассуждаем о непрофессионализме большинства сотрудников МЦР, поскольку профессионалы там попросту надолго не задерживаются: компетентность, как правило, идет вразрез с идеями этого сообщества. Был инцидент, когда они возили картины по стране и довели их до очень плохого состояния — какой профессионал это потерпит?
В МЦР зачастую собираются неподготовленные в музееведении и истории искусства люди. Но это то же самое, что каждый может играть в футбол либо готовить — но не каждый футболист или повар.
— Но при этом сотрудники МЦР уверены, что их цель — защитить культурное наследие семьи Рерихов. Разве это плохо?
Мкртычев: И мы сталкиваемся с организацией, которая, по большей части, представляет собой секту. Доходит до смешного. Например, у них в витрине в зале Учителей лежит кольцо с табличкой: «Кольцо Нефертити. Дар от великих Учителей». Это кольцо осматривали ученые-египтологи и пришли к выводу, что это рядовое кольцо совершенно другого времени, не имеющее никакого отношения к знаменитой царице.
Получается, что, говоря об МЦР, мы говорим вовсе не о реальном художественном и историческом наследии Рерихов. Мы говорим о том, что Людмила Васильевна Шапошникова (исследователь творчества Н.К. Рериха, один из руководителей Советского фонда Рерихов и основатель МЦР — прим. «Газеты.Ru») сформировала некое сообщество, чтобы создать себе последователей, адептов. Само по себе рериховское движение, безусловно, многогранно, разнообразно и должно развиваться, как и множество других общественных движений, сейчас Международный центр Рерихов по сути — не рериховцы, а «шапошниковцы». Перед ними стоит идеал в лице Людмилы Васильевны — умной, харизматичной женщины, которая с группой товарищей смогла в очень непростое для страны время организовать и привезти в СССР картины Рерихов, архив и предметы декоративно-прикладного искусства (которые, между прочим, Святослав Николаевич Рерих передавал ни больше ни меньше как всему советскому народу) и на этом наследии создать империю. Власть — как наркотик; Людмила Васильевна управляла людьми, которые работали в привезенными в СССР ценностями: приближала, удаляла… Ее подруги ей книги посвящали. Её любили и её боялись.
— Как Людмила Шапошникова была связана с Борисом Булочником?
Мкртычев: Знаете, в этой связи возникало ощущение, что Борис Ильич, так активно принимая участие в жизни этой организации, возможно готовил своего рода «пенсионный фонд». Он уже был не просто банкир: он мог бы быть еще и президентом международной общественной организации — поддерживать имидж социальной ответственности.
Рыбак: И с Шапошниковой все это, безусловно, также связано. Ее познакомили с Булочником на заре 1990-х годов, когда он начал заниматься бизнесом. Предполагаем, что Шапошникова, имея связи в определенных высоких кругах, помогла бизнесу развиться. А затем началось их взаимовыгодное сотрудничество.
— Как Людмиле Шапошниковой удалось создать общественную организацию с такой большой коллекцией искусства Рерихов?
Рыбак: Советский фонд Рерихов был создан во времена СССР. Этому фонду Святослав Николаевич Рерих завещал значительную часть имущества своих родителей. Оно было привезено из Индии и поступило в Советский фонд Рерихов. На волне событий начала 1990-х в руководстве Советского фонда Рерихов начались разногласия и скандалы. И тогда при участии Людмилы Васильевны было создано новое юрлицо – Международный Центр Рерихов. В обеих организациях она занимала руководящие должности, обе находились в усадьбе Лопухиных.
— Как МЦР обосновывает свои права на имущество Святослава Рериха?
Рыбак: Существует письмо от 22 октября 1992 года, подписанное именем Святослава Рериха, что он считает Международный Центр Рерихов правопреемником Советского фонда Рерихов. Этому письму, в подлинности подписи Святослава Рериха под которым есть обоснованные сомнения, судом дана оценка. Мосгорсуд в определении от 20 июня 2014 года указал, что у МЦР отсутствует право на наследство, открывшееся после смерти Святослава Рериха, отсутствует завещание в пользу заявителя, соответствующее законодательству Индии и Российской Федерации, дающее МЦР право на имущество Святослава Рериха после смерти. Этот вывод сделан судом на основании изучения упомянутого письма от 22 октября 1992 года, которому суд дал правовую оценку. Далее суд приходит к выводу о том, что у МЦР отсутствует право на наследство, открывшееся после смерти Святослава Рериха, поскольку МЦР не является наследником, указанным в завещании Святослава Рериха, не является правопреемником Советского фонда Рерихов, в связи с чем не подлежит признанию к наследованию имущества после смерти Святослава Рериха.
— Получается, что актив МЦР состоит в основном из коллекции Советского фонда Рерихов и даров Булочника?
Рыбак: Кроме этого, основного по объему пласта имущества, в активе МЦР есть еще очень многочисленные дары супруги Булочника, а также наших сограждан. Последние, очевидно испытывая огромную тягу к творчеству Рерихов, систематически дарили в МЦР картины и мемориальные предметы Рерихов огромной стоимости. Мы не можем дать оценку мотивации этих людей дарить многомиллионные ценности в МЦР, причем делать это неоднократно.
Первая серьезная проверка вопросов учета и хранения была проведена в Центре Рерихов Хамовнической прокуратурой 2015-м году.
МЦР заявляет, что он в 2005 году по собственной инициативе один из первых подал заявление о включении в негосударственную часть Музейного фонда произведений Рерихов из собрания Советского фонда Рерихов. Вместе с тем в МЦР не упоминается, что им велась переписка о намерениях включить произведения в состав Музейного фонда с 1997 года, однако деятельных шагов им для этого не предпринималось, более того подавляющая часть произведений до сих пор не включена в состав Музейного фонда. Аргументы МЦР об отказе Минкультуры включить заявленные МЦР в 2016 году предметы в состав Музейного фонда не выдерживают критики, поскольку МЦР до сих пор не представлены доказательства, подтверждающие права собственности МЦР на произведения Рерихов, переданные Святославом Рерихом в Советский фонд Рерихов, документы, подтверждающие права собственности ряда частных лиц на произведения Рерихов, заявленные МЦР для включения в состав негосударственной части Музейного фонда, а также документы, подтверждающие ввоз на территорию Российской Федерации картин Рерихов, оказавшихся во владении МЦР.
МЦР с ноября 2005 года, когда на основании приказа Росохранкультуры было включено в состав Музейного фонда 696 произведений Рерихов, до марта 2016 года не предпринималось шагов по включению предметов с состав Музейного фонда, несмотря на то, что в МЦР говорят, что в его составе есть музей.
Активизация МЦР по включению предметов в состав Музейного фонда в 2016 году стала следствием представления Хамовнической межрайонной прокуратуры от 28 декабря 2015 года, в котором зафиксированы существенные нарушения в учетно-хранительской работе МЦР.
В ходе проверки Хамовнической прокуратуры было обнаружено, например, что значительная часть имущества, полученного по договорам дарения, в МЦР не учтена в инвентарных книгах, не принята к бухгалтерскому учету, не включена в состав Музейного фонда.
Результаты же налоговой проверки свидетельствуют о том, что МЦР, не организовав включение в состав Музейного фонда произведений Рерихов, при этом не отражал в бухгалтерском учете факты хозяйственной жизни – сделки дарения произведений Рерихов в МЦР от частных лиц.
Оппоненты заявляют, что претензия налоговых органов является следствием действий Минкультуры в отказе зарегистрировать произведения Рерихов в составе Музейного фонда. При том, что обращение МЦР в Минкультуры и отказ Министерства были в 2016 году и никак не могли повлиять на результаты проверки налоговой инспекции, проведенной за период 2013–2015 гг.
--И все-таки: МЦР — это музей, общественная организация или все вместе?
Рыбак: МЦР – по организационно-правовой форме общественная организация. Запомним эту фразу. Они говорят: в нашей структуре есть музей имени Н.К.Рериха. Хорошо, запомним и эту фразу. А теперь посмотрим Закон «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» 1996-го года. Там установлено, что музеем признается учреждение культуры, созданное собственником для хранения, изучения, публичного представления музейных коллекций. Учреждение! Понимаете разницу? Общественная организация это одна организационно-правовая форма юрлица, а учреждение – другая организационно-правовая форма, следовательно, МЦР — не музей де-юре.
Мкртычев: Они говорят, что Святослав Николаевич Рерих завещал, что наследие его семьи должна хранить общественная организация. Но общественная организация в СССР – это нечто иное нежели сейчас. Поскольку общественные организации в СССР были фактически государственно-общественными структурами, например, Детский фонд, Фонд культуры и другие.
Рыбак: То есть, своеобразный совет попечителей, спонсоров, которые помогают государственному музею жить и развиваться. Современная идея общественно-государственного партнёрства.
Но давайте вернемся к общественной организации. У такой организации должны быть члены. И кто же это? Вы где-нибудь о них слышали?
На сайте МЦР вы не найдете списка членов. Мы запросили Минюст и нам сообщили, что в этой организации 74 члена, при этом часть из них являются сотрудниками МЦР. Кроме того, у них есть Правление, состоящее из 15-ти человек. В том числе это Борис Ильич Булочник, руководитель Общества охраны памятников Галина Ивановна Маланичева, шахматист Анатолий Карпов и, конечно, Александр Витальевич Стеценко, Наталья Николаевна Черкашина и Павел Михайлович Журавихин — непосредственные руководители МЦР. Правда, сейчас в Центре Рерихов немного поправили свой сайт и убрали из списка членов Правления мецената Бориса Булочника.
Поэтому МЦР – это негосударственная компания, большинство вопросов, в которой решают правление, президент и вице-президенты Центра.
В этой связи хочу напомнить одну историю. 26-го октября 2016-го года в Комитете по науке, образованию и культуре Совета Федерации было организовано совещание. Совет Федерации выступал своеобразным медиатором между Министерством культуры и Центром Рерихов. МЦР к совещанию дал свои предложения. Вот удивительный пассаж из этих предложений, цитата: «МЦР готов рассмотреть возможность внесения в свой Устав положения о дополнительных гарантиях сохранения наследия Рерихов в общественном музее МЦР. Обязательно включение наследия в негосударственную часть музейного фонда и невозможность его отчуждения третьими лицами». То есть, попросту говоря, они подтверждают, что с момента создания МЦР в начале 1990-х годов до 2016-го года, были вольны в распоряжении этим наследием и, судя по всему, не стремились включить его в полном объеме в состав Музейного фонда.
В упомянутых предложениях МЦР есть еще два по сути ультимативных заявления Министерству. В случае выполнения требований МЦР, он «прекращает все обвинения в адрес руководства Министерства культуры» и «прекращает требования о проведении проверки находящейся в ГМВ коллекции картин принадлежащей С.Н. Рериху на предмет ее соответствия правоустанавливающим документам владельца».
Своеобразный троллинг: МЦР заявлялось, что в Государственном музее Востока должно быть 288 картин, а по факту 282 картины — куда делось шесть картин? Сначала выяснилось, что в документах Святослава Рериха была счетная ошибка и могли пропасть не шесть, а пять картин.
А если говорить по существу, то никуда они не пропадали, из Музея Востока их, конечно, никто не крал. Просто эти картины в страну не поступали — это подтверждено документально. И этот многолетний троллинг – полагаем просто пиар-акция, подогревающая негативный интерес в Государственному музею Востока.
— А теперь, насколько я понимаю, Музей искусства народов Востока планирует создать государственный музей Рериха?
Мкртычев: Да, это будет филиал Государственного музея Востока. Наша задача – подготовить другую стратегию изучения и публичного представления наследия семьи Рерихов. Создать музей, в хорошем академическом смысле. С другой экспозицией, с другим отношением к вещам. Дать возможность организовать в этом музее большие лекционные программы об истории творчества и мировоззрении Рерихов, образовательные курсы по истории искусств и религий. Это было бы как раз именно в русле тех идей, которые пропагандировал Николай Константинович Рерих. Идея о том, что музей – это не закостенелый организм, где кому-то что-то показывают, а образовательная, и воспитательная организация.
Сейчас существует маргинальное пространство, где людей зомбируют специфической идеологией. Наша задача – предложить новую современную эстетику экспозиции.
Учитывая активность рериховского движения, мы уже начали собирать в Музее Востока дискуссионный клуб – открытую площадку, на которой представители движения могли бы общаться между собой. И мы исходим из того, что, если люди готовы нам, государственной структуре, помогать, и их помощь будет квалифицированной и необходимой — ее будем с благодарностью и радостью принимать. Такой вот новый очаг культуры в центре Москвы.
— И реализовать это планируется, соответственно, в усадьбе Лопухиных?
Мкртычев: Конечно. Усадьба Лопухиных — это памятник федерального значения, который состоит из нескольких строений. Ранее она находилась в собственности Москвы, а еще раньше Российской Федерации. В 2014 году Москва заключила договор безвозмездного пользования с Международным Центром Рерихов на 10 лет. И, кстати, «простила» ему почти 30-миллионный долг по ранее заключенному договору аренды усадьбы. Заключив упомянутый договор безвозмездного пользования, Москва в 2015 году передала усадьбу в федеральную собственность, а федералы решили, что на этом месте должен быть государственный музей и передали федеральное имущество в оперативное управление Государственному музею Востока. Таким образом, мы имеем федеральную собственность в оперативном управлении Музея Востока — правда, с обременением в виде Международного Центра Рерихов.
— А может ли случиться, что МЦР присоединится к Музею Востока и тоже станет Государственным музеем Рериха?
Мкртычев: Изначально, как только мы получили в оперативное управление усадьбу Лопухиных и встал вопрос о создании Государственного музея Рерихов, мы начали переговоры с руководством Международного Центра Рерихов. К сожалению, эти переговоры ни к чему не привели. И, как вы видите, на заседании в Совете Федерации Международный Центр Рерихов просто предлагает отказаться от шантажа, если будут выполнены его требования к государственным структурам.
— Что теперь будет с той коллекцией предметов, которую изъяли правоохранительные органы?
Рыбак: Сейчас изъятые предметы рассматриваются в качестве вещественных доказательств. То есть, дальнейшую судьбу этих ценностей решит суд. Все это разрешится не очень скоро и говорить о судьбе изъятых произведений преждевременно.
Источник: www.gazeta.ru/culture/2017/03/21/a_10586585.shtml