«…Ты не учитываешь, что общественная организация в годы советской власти – это не общественная организация в подлинном значении. Советский Фонд Рерихов в 1989-ом должен был занять примерно такое же место, как только что появившийся тогда Советский фонд культуры или уже существовавший Советский Фонд Мира. Внешние атрибуты соответствовали критериям общественных организаций, но появиться и существовать такие организации могли только при государственной поддержке. И при благоволении на самом верху. Такое дал Горбачев. Преимущество такой организации заключалось в том, что она могла действовать поверх рамок определенного ведомства, устанавливать контакты без оглядки на чиновников определенного министерства, скажем, культуры.
Для советской системы это было большое преимущество. Можно было относительно независимо выходить на местные органы власти, устанавливать контакты с заграничными организациями, самостоятельно определять приоритеты деятельности. Но существовать такая организация могла только при финансовой поддержке государства. Так существовал, например, Советский Фонд Мира. Не случайно именно этот Фонд смог на первых порах легко дать рериховцам два миллиона «на обзаведение». Ясно, что деньги эти не были получены от членских взносов, а меценатов тогда, кроме государства, не было.
Охотников возглавить такой Фонд было немало. Это давало определенное положение в обществе, возможность распоряжаться немалыми деньгами, а авторитет и влияние на рериховцев вообще взмывали на небывалую высоту. Шапошникова была на виду, но никто не рассматривал ее всерьез в роли лидера. По правде говоря, тогда она и для Святослава была одной из числа близких к нему людей, но вовсе не единственной. Такой ее видел и Рыбаков: мол, человек деловой, пусть выполнит техническую роль, организует аппарат, доставит картины и архив, у нее давние связи с КГБ, начнет работать. А определять приоритеты и руководить будем мы. Важно лишь, чтобы рериховская организация не оказалась подчиненной определенному ведомству, министерству культуры, а тем более Музею Востока.
Так появилось письмо и публикация «Медлить нельзя». И поначалу всё закрутилось, как задумывалось. Если раньше во время приезда Святослава в Москву к нему был довольно свободный доступ, то в 1989 году все проходило под контролем Шапошниковой. Организаторская хватка у нее железная. Это все сразу увидели, но не сразу оценили последствия. Был образован Фонд, назначены доверенные лица. С преодолением таинственных препятствий (очень странных при передаче культурного наследия) привезены тонны бесценного груза.
И вот тут Шапошникова показала своим «соратникам» как наивно они заблуждались относительно ее характера и ее роли в руководстве Советским Фондом Рерихов. Если бы советская система продолжала существовать, то «дворцовый переворот», совершенный ею, остался бы неизвестным. Звезда взошла бы на общественный небосклон и засияла наряду с именами Карпова (Фонд Мира), Лиханова (Детский Фонд), Михалкова (Фонд культуры)…
Но времена стали меняться, уже в марте 1991 года рериховская общественность «показала зубы», потребовав на конференции, собранной СФР, переизбрать руководство. Не тут-то было. Все прежние договоренности Шапошникова разорвала, как простые клочки бумаги. Она растоптала решения ревизионной комиссии Фонда, разогнала доверенных лиц и лиц помельче и поставила вопрос ребром: кто со мной – останется, кто против меня, тот против Рериха – до свидания… Она обвела «соратников» вокруг пальца одной руки.
Фронду задавила, и тогда лишь, 23 апреля 1991 года, более, чем через год после получения: «Шапошникова Л. В. передала, полученное от С. Н. Рериха имущество, Музею Н. К. Рериха, являющемуся структурным подразделением СФР…»!!!
А в конце того же года прежнее государство и сложившаяся система рухнули. Выжить можно было, если учесть новые обстоятельства. Так при реорганизации СФР в Международный Центр Рерихов учредителями стали несколько организаций, в том числе и коммерческая болгарская фирма «Лада М»! Пока неизвестно почему, но был допущен просчет: не состоялось оформление юридической преемственности в условиях нового государства.
Когда об этом стало известно, и положение стало шатким, Шапошникова в апреле 92 года съездила в Индию и с помощью подруги Мэри Пунача подписала заранее подготовленные для Святослава бумаги, подтверждающие ее полномочия.
Опомнившиеся оппоненты попробовали сорвать «стоп-кран», добились даже постановления правительства, но времена изменились, «поезд ушел» без них.
Но главное было обеспечить экономическую состоятельность. Она пометалась – то ли Сибирь (но там тогда слишком сильны были конкуренты – СибРО), то ли Петрозаводск, то ли МВД? То ли что еще… И тут они встретились.
Набиравший силу банкир, понимавший, что надо вкладываться, переводить бумажные деньги в реальные, легализовать капитал, и общественная деятельница, имеющая в распоряжении нетленные ценности, нуждающаяся в экономической поддержке. Улыбка судьбы – ну, обязательно, не Прохоров какой-нибудь, а обязательно – Булочник, сразу понявший преимущества вкладывания денег в особняк и землю в центре Москвы! Да еще картины! Причем при наличии немалых льгот для общественной организации. Не говоря уж о благоприятном имидже радетеля за русскую культуру. С полным основанием, кстати говоря.
Какой договор они заключили, вряд ли когда станет известно. Денег Шапошникова могла теперь не мерить. Но для нее важно было другое. Она по-своему порядочный и бескорыстный человек, поставила перед собой цель и решила ее добиваться без оглядки на средства. При этом было ясно, что просто так деньги не даются. Правовая неопределенность только на руку. Рериховцы при МЦР думают, что они защищают Рериховское наследие, а их используют для защиты финансовых вложений одного из российских банков и стоящих за ним силовых структур. Судьба ценностей и усадьбы решается в «силовых» организациях, а вовсе не в суде, не в споре общественной организации с государственными структурами. Все нынешние крики о воле создателя «общественного Музея» служат завесой положения, что воля была высказана в другом государстве, в другой системе экономического устройства. В этой она не работает.
В нынешней системе никакой общественной организации МЦР (кроме формальной оболочки в которую она завернута) не существует. Есть частное учреждение, функционирующее в интересах частных инвесторов, и лишь попутно приносящее пользу обществу. И этой иллюзией борьбы за правое дело Шапошникова обольщает своих сторонников. На виду лишь марионетки в роли руководителей псевдообщественных организаций и Международных Советов. Некоторые из них сами добросовестно заблуждаются.
Только не Набольшая. В этом-то и двойственность положения Шапошниковой. Она выполнила свою роль, давно уже по-крупному ничего не решает, другие прокладывают колею по которой она бредет. Подлинным шефам выгоден миф о Шапошниковой как Фокуса и он поддерживается. С другой стороны, и она не в силах отказаться. Она уже мифологический персонаж, теоретик, столько написала. Хотя, как талантливый компилятор и популяризатор, выпади ей стать гендиректором Музея имени Льва Троцкого, и получи деньги на это, она написала бы не меньше о Троцком, и с таким же успехом. И с такой же убедительностью для своих поклонников.
Фактически она ничего не сделала для выполнения порученного ей – полученное наследство не имеет правового фундамента, судьба усадьбы решается в торге между Булочником и «силовыми» структурами, рериховские общества используются в интересах частного капитала, рериховцы в социальном плане дискредитированы. МЦР, как общественная организация не существует, это отдел по связям с общественностью одного из банков, который (отдел) не закрывают, потому что это пока не выгодно.
Но значит ли это, что она совсем ничего не сделала в действительности? И вот здесь ей надо отдать должное. Достаточно упомянуть издательскую продукцию. Никогда ни Рыбаков, ни Румянцева, и никто другой не смогли бы обеспечить условия при которых общество и рериховцы в том числе получили бы ту пользу, которую получили от деятельности Шапошниковой и МЦР (но и не навредили бы столько рериховскому движению). А пользы несомненной. Кроме того, она обеспечивает условия существования рабочего коллектива, который за ее спиной. Да, там авторитарный режим, но оглянемся на советские времена и послушаем сторонников и противников?
В этом ничего удивительного нет. Диалектика. Шапошникова дитя и плоть от плоти советской системы. Переходное звено. Других методов и приемов она не знала и знать не хочет. Время выбрало ее и она его оседлала.
С Живой Этикой на устах, на самом деле она идет под девизом – «после меня – хоть потоп». Все нравственные «условности» отброшены. Спекуляция на Имени беспримерна. Шапошникова фактически обеспечила условия, что успехи за эти годы будут связываться с легендами вокруг ее имени, а катаклизмы, предстоящие МЦР – с именами ее преемников…
Смутное время, однако, закончится и Рериховское наследие займет в нашей стране то достойное место, которое ему суждено. И оглянувшись, все увидят в 2050 году – какое скромное место в процессе утверждения занимало нынешнее руководство МЦР…»
05.10.2008.
Перепечатывается с форума Интернет-общины
