Когда в письме ко мне сибирские рериховеды спросили, что нового и как дела в Международном Центре Рерихов, ответила, что уж давно там не бываю - разве что загляну изредка в книжный ларек или пробегу вдоль экспозиции Гималайской серии любимого художника. Какая-то напряженная, холодная атмосфера заставляет оторваться от его огненных, живописных полотен и покинуть пустынные музейные залы с их лучистой архитектоникой и подвижнически выполненным дизайном. Не рассеивают напряженность ни благоустроенная после многолетней изрытости и перекапывания территория с разовыми кущами, ни великолепие отреставрированного под здание музея старинного особняка, ни строгие Лики воздвигнутого перед ним Мемориала. Будто какая-то пространственная воронка не вбирает - выталкивает тебя с безлюдной территории за высокую металлическую ограду.
А ведь десяток лет назад это место с постоянно текущими к нему человеческими потоками - дружелюбия, радости, искренне предлагаемой помощи - мыслилось как "светло-объединяющий орган", как непреходящий в познании и делании праздник Духа. Было оно и нашим рабочим местом.
Поначалу это был маленький публикаторский отдел из двух редакторов-профессионалов, который развернул издательскую работу, заполняя по мере сил духовный вакуум начала девяностых. Был налажен выпуск книг 'Малой" и "Большой Рериховской библиотеки", альманаха и других недорогих, но бесценных по значимости изданий. "Мы чувствуем, - писали рериховцы из Кольцова, - с какой любовью вы готовите к изданию каждую книгу и хотим, чтобы вы знали, с каким трепетом мы раскрываем их".
Эта работа была для нас огромной радостью, мы понимали, ощущали всем сердцем, что причастны к большому и чрезвычайно важному делу. А каким непередаваемым счастьем было готовить к выходу в свет прибывшие из Бангалора рукописи, особенно к первой публикации!
Но стоило отвести глаза от текстов, и жизнедательное творческое начало поглощала противоположная чаяниям их авторов "культурная" действительность. Мы работали в обстановке непрекращающейся борьбы за удержание Наследия и бесконечной кадровой чехарды. Отголоски их, должно быть, и образуют тот негативный фон, накал мелочных вибраций, что отторгают сегодня от Центра исследователей и последователей Рерихов.
В благожелательной, но суровой отстраненности от всего ныне происходящего в его стенах пришлось ответить мне своим сибирским друзьям, что МЦР сегодня - это инфраструктура, поддерживающая эго одного человека, а значит, генерирующая соответственное энергетическое поле с направленностью не на общее благо, а во имя свое.
В своих пространных предисловиях к кратким рериховским очеркам и письмам (включенных в объемный сборник под названием "Мудрость веков") Л.В.Шапошникова предпочитает энергетические трактовки. Применительно к высоким духовным понятиям они порой уж слишком физичны и механистичны. Однако, рассматривая те или иные явления в свете энергетического мировоззрения Живой Этики, касаясь энергетики более высокого уровня сознания, автор не может не понимать, что ставить блоки собственных эгоистических реакций потоку эволюционной энергии чревато возможностью самому стать тромбом в мировом энергетическом процессе. Оказавшись на волне общественного духовного подъема, обратив его на себя, реализацию своих эго-мотивов и выращивание собственного авторитета, утверждаясь на Высоких Именах и присваивая себе их миссию, она "слагает ступень эволюции", замыкая новый ее виток в безысходное кольцо.
Постоянно восходящее сознание предполагает не зацикливание, а спиральный принцип мысли. И воспринимать ритмы Высших Планов можно лишь в чистоте помыслов. Все тончайшие космические энергии, пишет Е.И.Рерих, проходят через сердце. "Такие высокоэнергетические явления человеческого духа, как сердечность и любовь, - вторит ей в одной из своих статей Шапошникова, - есть неотъемлемая часть культуры как таковой. Без этих качеств нет культурного человека”. Но "сердечное” водительство нынешнего иерарха, (как показывает жизнь), сводится к угашению духа.
Еще на заре создания Советского Фонда Рерихов кто-то сравнил манеру ее общения с людьми с ударами электрического ската. Подобно этой сверхначиненной токами морской рыбе она нередко отбивала, убивала познавательный интерес, изначально чистый духовный импульс подходивших к ней искателей истины.
Помню ее словесные удары, пресекавшие вопросы журналистов в отношении перспективной программы деятельности только что возникшего Фонда. Документальная запись конференции с участием Святослава Николаевича Рериха в его последний приезд в ноябре 1989г. в Москву хранит, увы, их отталкивающую тональность. Был одернут и сам Святослав Николаевич, вдохновенно говоривший о стремлении к прекрасному и необходимости совершенствования. “У Вас все?” - вдруг прервала его на полуслове Шапошникова, и поспешно раздалось в притихшей аудитории : "Всё, дорогая, все”.
С кадров этой пресс-конференции, увиденных с экрана Дома художника 10 января 1990 года, началась, можно сказать, хроника моих недоумений в отношении Л.В. Шапошниковой. Незадолго до этого я была включена в группу комплектования будущей библиотеки Фонда, в первую его рабочую группу.
Ну, а следующим моим "недоумением" было полное "размазывание по стенке" ученого-востоковеда, вложившей душу и силы в создание этой тематически всеобъемлющей библиотеки. На собрании общественников, где это случилось, созванном Шапошниковой 21 мая того же года, через две недели после возвращения с наследием из Индии, мы не услышали ни единого слова так естественно ожидаемого напутствия Святослава Николаевича, ни рассказа о том, как это Наследие долгие три месяца он передавал в родную страну.
Помню медленную, тяжелую поступь высокой фигуры вдоль высокой стены соседнего Музея изобразительных искусств: сплошная живая надвигавшаяся на меня туча оказалась заместителем председателя Правления Фонда - в клубах дыма над головой, в не застегнутом полоскавшемся на ветру плаще. И уже не удивила неторопливость, с какой шел он на очередное скандальное разбирательство в самый разгар заседания Правления, последнего заседания с участием "первого доверенного лица", вынужденного позднее отправить свое отказное письмо.
Недолго просуществовало и само Правление, ликвидированное, как теперь объясняется в пресс-релизах, в связи с распадом Советского Союза. Правда, вместо слова "ликвидация" употребляется совсем ей не тождественное и просто безобидное "переименование" Фонда в Центр.
Давно отхлынули стремившиеся к "спасительному якорю планеты” представительские потоки, в какие слились на пространстве от Калининграда до Владивостока забившие было родники Рериховского культурного движения. Но дружно спущенный со стапеля последнего непотопляемый корабль "Людмила Шапошникова" все гонит по инерции перед собой всеподавляющую, парализующую волну. Уже не надо отбиваться от встречных инициатив и даже вешать на двери табличку крупным шрифтом: "Посторонним вход воспрещен", какая красовалась, слава Богу, недолго, зимой 93-его, на внутренней входной двери во флигель МЦР. Ежегодно обновляемая, отфильтрованная аудитория от конференции к конференции, презентации к презентации внемлет, рукоплещет каждому слову иерарха, даже если оно расходится с истиной. Так, на традиционной октябрьской конференции 1996 года устами директора музея Николая Рериха в Москве был почему-то гневно опровергнут директор--коллега из Нью-Йорка, назвавший в своей речи нашего выдающегося соотечественника явлением не только русской национальной, но и мировой духовной культуры. Пришлось отправить ей в президиум записку: “духовность межнациональна по сути и национальна по форме выражения”.
Сказано: "Высокие духи нашего человечества приходят к нам в образах умаленных". И еще: "Когда ты создаешь духовную организацию, Господь Бог нередко оказывается на ее периферии".
Церемония третьего открытия (первое - в феврале 93-его, второе - в октябре 94-го) Музея МЦР в октябре 97 года просто-напросто ставила вопрос - а Музей чьего имени открывается? Славословиям и почестям Л.В.Шапошниковой, без смущения принимавшей их в свой адрес, не было предела : "Каким мощным философом и мыслителем является Людмила Васильевна!"; "Я восхищен той стороной деятельности Людмилы Васильевны..."; "Вклад в книжную рерихиану ... можно назвать новым словом в рериховедении"; "И имя-то у нее какое, посмотрите: Людмила - людям мила!" и т.д. и т.п.
Вот так курился фимиам, теперь осевший в фонотеке. А курившие - выкурены. И поделом!
Снятый петербургской телестудией "Оазис" фильм "Приглашение в Музей", завершавший юбилейные рериховские торжества уходившего века - фильм о Шапошниковой, вобравший в себя труд бесконечно многих, в анфиладу его преображенных комнат, взятый крупным планом кинооператора входит… памятник самому себе. Горделиво отбрасывая тень на сверкающие изображена горных пиков, припечатывая свой след к знаменитому рериховскому маршруту Центрально-Азиатской экспедиции, вместе с камерой, скользнувшей по ближайшим сотрудникам, переходит из зала в зал живое изваяние, подминая под себя историю.
В дорого изданное, на высоком полиграфическом уровне произведение Шапошниковой "Великое путешествие" перекочевал чуть ли не весь иллюстративный музейный архив. Обилие фоторепродукций, воспринимаемое уже как самоукрашение, не спасает долго ждавшие своего выхода в свет тексты от небережных авторских касаний Великих Образов, слишком личностных литературных домыслов. Не насущнее было бы и честнее на истраченные средства — на таком же полиграфически высоком уровне - издать вверенный музею уникальный документально-художественный архив во всей его первозданности и целостности?
Только высококультурный дух, писал Николай Константинович, может запечатлеть и охранить ценность своего ближнего. Заботясь о чистоте Заветов, Рерихи-Учителя предостерегали их толкователей от "нагромождений на Основах", субъективных пояснений, псевдонаучных комментариев. На роль блюстителя этой чистоты претендует МЦР, допуская между тем волевые отклонения в публикациях.
При подготовке к первому полному изданию "Листов дневника" Н.К.Рериха "правой рукой" Шапошниковой - заведующей архивом Н.Г.Михайловой, ставшей составителем трехтомника, был нарушен план систематизации содержащихся в нем 973 очерков, которую придал им сам автор. "Начиная с 1934 года, - читаем в Фундаментальной "Библиографии произведений Н.К.Рериха", созданной подлинным исследователем его творчества (Опубликована в “Ученых записках Тартусского государственного университета, 1968, №217” и переиздана в Таллине в 1991 году. Имеется в библиотеке МЦР) П.Ф.Беликовым, - Н.К.Рерих группирует свои очерки в три подборки: "Листы дневника" (222 очерка), "Моя жизнь. Листы дневника" - первая подборка (92 очерка) и "Моя жизнь. Листы дневника" - вторая подборка (659 очерков)". И далее : "Николай Константинович сам пронумеровал статьи "Моей жизни" и он хотел, чтобы они вышли именно так". (Из письма С.Н.Рериха П.Ф.Беликову от 19 марта 1965 года).
На семи страницах "Библиографии" дан убористый перечень очерковых названий с присвоенными им порядковыми номерами, который не был принят во внимание хозяевами издания, хотя внимание их именно на это мы, будучи редакторами, неоднократно обращали. Попирая план автора-составителя, его "преемник" расположил очерки просто в хронологической последовательности, поломав смысловой строй автобиографической разбивки. Произвол выпуска 1995-96 годов повторился при переиздании.
Чем же руководствовались "держатели наследия"? Не тем ли, что сверх должностного оклада причитаются составительские?
Существуют нравственные препоны, через которые перешагивать невозможно. Облеченные монопольным правом - шагают, подкрепляя его не силой знания, а насилием, не авторитетом, а авторитарностью, противопоставляя жизненности Наследия безжизненность собственного окружения.
С.А.Пономаренко,
работавшая штатно и нештатно редактором в СФР-МЦР с 1990 по 1996 г.
