Цитаты из писем П.Ф.Беликова о Богдановой и Васильчике

Павел Федорович Беликов за своим письменным столом, г. Козе-Ууэмыйза, Эстония, 29 июля 1981 г.

П.Ф.Беликов - С.Н.Рериху и Д.Р.Рерих
12 октября 1964 г.
     "Основным сейчас является специальная юбилейная выставка в Москве. Она продолжится месяц и будет составлена из фондов Третьяковской галереи, Русского музея, Бахрушинского (театрального) музея. Кроме того, на выставку 24 картины даст Рая. Так что выставка будет очень представительной".

П.Ф.Беликов - С.Н.Рериху
1 декабря 1969 г.
     "В Талашкино ездила также Рая и были реставраторы. Церковь заново перекрыта, исправлены стены и лестница, в хорошем состоянии мозаика. Сама роспись сильно пострадала".

П.Ф.Беликов - С.Н.Рериху и Д.Р.Рерих
15 февраля 1972 г.
     "В Москве уже начата некоторая подготовка к Юбилейным дням, но, конечно, Рае со всем не справиться. Соответствующей подготовки у нее нет. Она, конечно, старается сделать все лучше, но не всегда выбирает удачных и компетентных посредников. Я серьезно беседовал с нею на эту тему. <…> Проведенные в Москве вечера тоже имели свое позитивное действие, но диапазон, конечно, меньше. Были и организационные неполадки по неопытности Раи".

П.Ф.Беликов - М.Ф.Дроздовой-Черноволенко
19 апреля 1972 г.
     "Дорогая Мария Филипповна,
     Сердечно благодарим Вас за бандероль. От всего сердца поздравляю с очень удачной и ценной публикацией. Журнал выходит большим тиражом, и опубликованные тексты Н.К., как и тексты Окладникова, весьма нужны и очень хороши.
     Относительно Окладникова интересуюсь одним вопросом - от кого он получил текст надписи на Камне Н.К.? До сих пор этот текст давался у нас неправильно. По некоторым соображениям он вызвал у меня сомнение. Я запросил С.Н. и впервые получил полные тексты на санскрите, английском и русском. Русский текст и был внесен мной в рукопись книги о Н.К. Больше ни у кого этого текста не было. Поэтому я очень удивился, увидев его в публикации Окладникова. То, что текст исправлен, я, конечно, только приветствую. Но меня интересует, кто без моего разрешения "переночевал" в моей рукописи и не появится ли теперь иных "утечек"? Определенно, это дело "чуда-мальчика" Вити. Боюсь, что он уже поставил в неприятное положение очень уважаемого мной акад[емика] Окладникова. Ведь в третьем номере в его вступлении дословно списаны фразы из моей работы "Рерих. Жизнь и деятельность. Справки и краткие характеристики". Оттуда же взята и одна цитата без указания того первоисточника, на который указано мной, и немного искаженная (сняты квадратные скобки). Ученые в этом отношении весьма щепетильны и не позволяют себе такого. Моя работа специально предназначалась для лиц, работающих над темой Н.К. к Юбилею, о чем и была сделана оговорка. Вполне естественно, что свою работу я послал не только Рае, от которой получил ее Витя, но и еще примерно в двадцать адресов, в том числе в Тартуский университет, с которым имею связи, в Институт истории искусств АХ, Свиридовой, Ефремову и др. Ознакомившись с моей работой уже до появления публикации в "Вокруг света" и потом с публикацией Окладникова, они могут подумать, а может быть, и сказать кому-то другому, что Окладников свои публикации просто списывает, а уж про Окладникова этого никак сказать нельзя, да и списывать ему незачем, тем более что и пишет он получше, чем я. Мне его деловой и вместе с тем эмоциональный стиль очень нравится. Поэтому если Витя "подсунул" ему уже получившие распространение в рукописи тексты, то оказал ему очень плохую "услугу". Вы понимаете, что забочусь я отнюдь не о том, чтобы сохранить свое "авторство". Об этом смешно и говорить. Мои тексты уже появлялись и будут появляться под чужими именами. Я всегда и всем помогаю, и все, кто обращался ко мне, отлично это знают. Но дело в том, что, оказывая помощь, я не подвожу авторов и никогда не даю одних и тех же текстов в разные руки. Витя же относится к таким делам с полной безответственностью. Когда я был прошлый раз в Москве, меня прямо-таки поразило одно обстоятельство. Накануне вечера в Политехническом он и Сытин попросили меня найти какое-либо патриотическое высказывание Е.И. Я хорошо знаю Ее тексты и через пять минут из книги "Письма Е.Р." выбрал соответствующие фразы, которые и хотели поместить на плакатике около фотовитрин. Витя тщательно переписал указанное мной в книге. Представьте себе мое удивление, когда на следующий день я услышал эту цитату из уст академика Яншина, причем приписана уже она была Н.К., а не Е.И., которой действительно принадлежала. Хорошо, что это было сказано, а не написано. Если же аналогичные вещи будут появляться и "черным по белому", то могут быть большие неприятности. Поэтому-то я совсем не желал показывать свою рукопись до публикации книги Вите. Но все-таки окольными и обманными путями он сумел добраться до верстки через редакцию "Московского комсомольца". Признаюсь, это меня очень встревожило. Особенно после того, как получил письмо от одного знакомого реставратора, который подробно описал мне деятельность Вити в Обществе охраны старины. Боюсь, не кончилось бы у него подобным образом и [в] Фонде Мира. Это может очень сказаться на репутации Раи. Вы, Мария Филипповна, человек, искренне любящий и Раю, и то дело, которому мы все преданы, знаете Вы и то, что Светлые дела проводятся лишь честным путем. Никакой обман не должен иметь места, и ни в какой "рекламе" Н.К. не нуждается. За него говорят его собственные дела, и дай Бог умения и силы всем, кто занимается этим, правдиво рассказать о сущности этих Великих дел другим. Я очень надеюсь, что в меру своих возможностей Вы и Виктор Тихонович оградите Раю от тех неизбежных неприятностей, которые обязательно следуют за безответственностью, столь свойственной всем действиям Вити.
     Но все написанное выше - дело "внутреннее". Ни значения публикации, ни появления впервые у нас отрывков из труда Ю.Н. в Вашем переводе все это не касается. За эту публикацию - еще раз сердечное спасибо. Большой привет от меня и Г[алины] В[аси-льевны] Виктору Тихоновичу. Всего Вам самого, самого светлого.
     Ваш [П.Беликов]"

Рериховские чтения в Новосибирске. Выступает академик Алексей Павлович Окладников. Рядом с ним сидит П.Ф.Беликов. Октябрь 1976 г.

П.Ф.Беликов - В.Ю.Васильчику
21 апреля 1972 г.
     "Получил, Витя, Ваше письмо с Вашими "объяснениями" и "поучениями" о том, как мне следует себя вести по отношению к сотрудникам, в том числе и к Вам. Получил я также письмо и от редактора, который сожалеет, что не согласовал публикацию со мной.
     Я, Витя, сотрудничаю уже тридцать лет и думаю, что более чем с сотней людей. Вы единственный, кто обвиняет меня и в стяжательстве, и в "спортивном" интересе к теме, и в недоверии к людям, и в некорректности, и в "предательстве", и еще не знаю в чем. Подобными обвинениями Вы осыпаете довольно щедро и всех тех, кто имеет полное основание не соглашаться со всеми Вашими, порою более чем фантастическими, а порой и прямо вредными "прожектами" и действиями. Свои "максимы" Вы считаете безгрешными и требуете, чтобы Вам во всем беспрекословно верили и каждому Вашему желанию подчинялись. Так вот насчет "веры". Всего два года тому назад Вы искренне убеждали меня в том, что в сотрудничестве с деятелями Общества охраны старины будет сделано очень и очень много. Вы перечисляли десятки имен людей, готовых поддерживать Ваши начинания и т.д., приблизительно все то, о чем Вы теперь говор[ите] мне в отношении Фонда Мира. Я не мог не заинтересоваться - куда же делись Ваши друзья из Общества охраны старины, и запросил одного знакомого реставратора. Он сообщил мне факты Вашей деятельности и Вашего отношения к людям и порученному Вам делу, которые отнюдь не внушили мне к Вам доверия. Кроме этого, у меня набралось еще достаточно фактов, которые, говорю Вам прямо, заставляют меня относиться к Вам с большой осторожностью. Я не обвиняю Вас ни в чем. Не исключаю, что Вы действуете вполне искренне, но просто констатирую, что действуете часто очень неумело и своих ошибок не признаете. Замашки у Вас к тому же чисто диктаторские, а отношение к весьма уважаемым и доказавшим свою полезность людям именно "наплевательское". Мягко выражаясь, не всегда Вы придерживаетесь и истины, когда излагаете какие-то факты. Этому имею тоже доказательства.
     Доверие, Витя, заслуживается делами, а не словами. Вы не прошли даже минимального "испытательного" срока, который показал бы на деле, что все Ваши суждения безошибочны, а все действия приносят благие результаты. Чувство ответственности у Вас еще недостаточно развито. Из-за этого произошел и тот инцидент с публикацией, который вызвал у меня вполне понятную реакцию. Я имею полное основание очень осторожно относиться к публикациям, которые производятся за моей спиной на основании тех материалов, которые я считал нужным кому-либо выдавать. У меня имеется горький опыт с писателем Бердником. Между прочим, он был большим "максималистом", весьма энергично действовал, давал полезные публикации и очень многих успел уверить в том, что его устами говорит сам Н.К. и даже больше. Никто не сомневался и в его искренности. Мне горячо его рекомендовали некоторые москвичи и рижане. Я взялся помочь ему материалами и, действительно, помог. Не буду вдаваться в подробности того, как он их использовал. Скажу только, что, примерно, именно по всегда осуждавшемуся Н.К. принципу: не важно, что кому принадлежит, что и кто написал, а важно лишь это опубликовать. С большой затратой сил и только с помощью С.Н. и вмешательства таких людей, как Л.Леонов, мне удалось предотвратить выход в свет книги, которая уже была принята издательством. Что было бы, если эта книга под именем Бердника вышла, можете узнать из "Литературной газеты" от 19 апреля этого года.
     Не имею сейчас никаких оснований сопоставлять Вас с Бердником, но не могу пройти мимо Вашего безответственного отношения к чужим текстам. Та справка о жизни и деятельности Н.К., из которой Вы извлекли, не прибегая к общепринятой перефразировке, выдержки для вступления Окладникова, была предназначена не только для этой цели. У меня специально было оговорено, что она предназначается в помощь лицам, которые работают к Юбилею. Их достаточно много. Справка пошла в двадцать адресатов, и просят еще. И теперь лица, получившие эту справку, составленную до появления текста Окладникова, могут думать, что очень уважаемый всеми академик просто-напросто списывает чужие тексты, да еще перевирает цитаты (Вы сняли квадратные скобки). Я-то знаю, что Окладников, как настоящий ученый, никогда себе этого не позволит, а вот Вы, своим безответственным отношением к чужим текстам, действительно оказали плохую услугу заслуженному ученому.
     Н.К. и Ю.Н. относились к таким делам всегда с полной ответственностью, всегда выражали протест против использования без кавычек или ссылок как своих, так и чужих текстов, и не потому, конечно, что питали "спортивный интерес", а потому, что уважали труд каждого и знали, какая вреднейшая неразбериха может получиться, если от такого, предписываемого Этикой, правила отойти. Вот этому, Витя, Вам и надо учиться самому, а не делать замечания и не читать нравоучения лицам, которые, верные традициям Н.К., такого правила строго всегда придерживаются. Меня очень обрадовала замечательная публикация в "Вокруг света", и я не мог не сожалеть, что из-за Вашей беспечности туда попала "капля дегтя". Перефразировку было сделать легче легкого.
     Легче легкого было и известить меня о том, что в "Московском комсомольце" готовится публикация отрывков из книги. Вы же сами пишете, что знали об этом заранее и даже дали заставки, что украсило публикацию и за что я Вас только благодарю. Это и сделал бы каждый доброжелательный сотрудник, который не на словах, а на деле желал бы сотрудничать. Но, в конце концов, это Ваше личное дело и никаких претензий в этом отношении я к Вам предъявлять не имею права. Такое право у меня было по отношению к редактору, я его использовал (как и писал - неофициально) и получил исчерпывающий и удовлетворивший меня ответ.
     Но совсем другое дело, если Вы, получив доступ к неопубликованной рукописи, без согласия автора начинаете использовать ее по своему усмотрению. Если бы Вы попросили меня об этом, то я Вам бы разрешил. Я помогал, помогаю и буду помогать очень многим. И вот они, а не Вы, забравшийся без разрешения в чужую рукопись, могут рассказать и подтвердить на фактах, какой "спортивный" или "гонорарный" интерес мне присущ. Вы же ставите себе в заслугу свое неблаговидное поведение после того, как не только не попросили такого разрешения, но даже не посчитали нужным сообщить об этом задним числом. Могу ли я быть после этого уверен, что рукопись не может быть использована и еще как-то? Тем более, что у меня свежа на памяти эпопея с Бердником. Так что, Витя, моя реакция вполне понятна. Вам же полезнее было бы серьезно задуматься над некоторыми вопросами и некоторыми своими поступками, вместо того чтобы читать нотации, поучать и оскорблять лиц, достаточно доказавших свое отношение к делу Н.К. уже в то время, когда Вас еще на горизонте не появлялось. Имею в виду, конечно, далеко не одного себя.
     Что касается Вашего последнего письма, то по его содержанию я просто не считаю его направленным ко мне и мне хотелось бы, чтобы его вообще не существовало. Это обвинительный документ против Вас, а не против меня. Поэтому посылаю его, вместе с копией этого письма, через И.М. Вам обратно. Поступайте с ним по своему усмотрению. Я же лично, предполагая, что мне с Вами придется еще встречаться, просто забыл о нем. Всего наилучшего".

П.Ф.Беликов - С.Н.Рериху
17 июня 1972 г.
     "Будучи в Москве, подробно беседовал с Раей. Я с ней поддерживаю тесные контакты и стараюсь по возможности помочь, хотя с некоторыми ее ближайшими сотрудниками и расхожусь во взглядах. Для меня очень важен серьезный научный подход ко всем проблемам, связанным с публикациями трудов Н.К. и проведением лекций о нем. Необдуманность, дилетантство, а подчас и явное невежество, допускаемое иногда в таком важном и ответственном деле, очень мне не по душе. Но самой Рае трудно, конечно, во всем разобраться. Она искренне стремится сделать как можно больше и как можно лучше. В этом я убежден".

П.Ф.Беликов - В.А.Шибаеву
7 июля 1972 г.
     "Посылаю в этом письме одну статью из нашей газеты. Она дана в виде интервью, но, будучи учителем Раечки, Вы понимаете, что в составлении принимало участие несколько человек, в том числе на многие вопросы помогал отвечать и я. К сожалению, такое "коллективное" творчество приводит к ошибкам. Так, например, я только переписывался с Н.К., а лично не мог быть знакомым, "Алтай - Гималаи" готовятся другим издательством, а не тем, которое указано. Между прочим, по указанию из Индии, я, как биограф Н.К., в своих работах не фиксирую удочерения. По письмам Н.К. знаю, что до 1940 г. такого вопроса не поднималось. Возможно, что проблема эта возникла уже после ухода Н.К. в связи с присоединением сестер к Юрию Николаевичу. Им было предложено или остаться там со С.Н., или присоединиться к Ю.Н. Они выбрали последнее, а это потребовало какого-то предлога или, вернее, основания. Подробно я не расспрашивал С.Н., а Рая уже привыкла к своему новому положению, что после ухода Ю.Н. имело позитивные стороны".

П.Ф.Беликов - В.А.Шибаеву
2 апреля 1973 г.
     "На книги у нас громадный спрос. Книга из серии "Жизнь замечательных людей",* несмотря на тираж 150 000, была раскуплена не в считанные дни, а в считанные часы. Я, как автор, запасся 300 экз[емплярами], да около 200 дал Рае, и скоро уже почти весь этот запас иссякнет, очень многие обращаются, т.к. не успели приобрести в магазине".
     * "Рерих", П.Беликов, В.Князева, серия ЖЗЛ, М., 1972 г.

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
9 апреля 1973 г.
     Дорогая Людмила Васильевна,
     Благодарю Вас за письмо. Вероятно, на днях придет и пакет с "Алтай-Гималаями" и примечаниями. За их просмотр и исправления благодарен вдвое. Примусь теперь за сплошную проверку всей рукописи. Судя по письмам Кузьминой, она должна уже быть одобренной ученым советом института и передана в издательство. С издательскими редакторами работа еще впереди.
     Не исключено, что в начале мая я побываю в Москве, но твердо еще не могу сказать. Если сценаристы приедут сюда, то буду рад видеть их здесь и быть им полезным, чем только могу. Сейчас я закончил вчерне одну статью по материалам секретаря Н.К.Рериха Шибаева о жизни Н.К. в Кулу. Есть интересный новый материал. Куда эту работу помещу - еще неизвестно. Заказывали третьяковцы и включили ее в заявку, но сами они по "всем статьям" запаздывают и не ясно - получится ли у них вообще со сборником, за который они взялись.
     Квартира на Ленинском проспекте меня, да и всех, кого я знаю, за исключением самой И.М., сильно тревожит. Дело в том, что И.М. абсолютно не подготовлена к той роли, в которую ее впряг Васильчик и довольно комфортабельно при ней пристроился главным режиссером. Мне приходилось наблюдать совместную жизнь Ю.Н. с сестрами Богдановыми и отношение к ним С.Н. Имеются также упоминания о них в письмах Е.И.
     Их приютили в семье и относились к ним, действительно, как к членам семьи, хотя на самом деле никакого удочерения никогда не было, о чем я имею письменное свидетельство. "Удочерение" потребовалось, чтобы объяснить их возвращение в Союз с Ю.Н. Им был дан выбор - остаться в Индии или приехать сюда. Они предпочли остаться с Ю.Н., т.к. с Девикой сжиться не могли, она на них как на членов семьи смотреть не умела (очевидно, индийская "кастовость" и в этом играла свою роль, а может быть, и что иное, точно не знаю).
     Ираиду Михайловну взяли почти девочкой и только потому, что ее не с кем было оставить. Людмила Михайловна была старше, серьезнее, и в ней не было того тщеславия, на котором сейчас удачно сыграл Васильчик. Ираиду Михайловну обучал грамоте Шибаев, научили ее немного печатать на машинке, хотели послать учиться дальше, но ни желания, ни склонностей она не выказала, поэтому и не принимала участия в обсуждении каких-либо дел. При Ю.Н., так же как и в бытность здесь С.Н., она даже не появлялась в кабинете, когда шел с кем-либо серьезный деловой разговор, так же как и абсолютно не знала, что здесь на квартире осталось и что к чему годится. Ю.Н. и С.Н. очень хорошо относились к сестрам. И теперь С.Н. старается во всем Раю поддержать, но, конечно, он не одобрил бы того, что сейчас на квартире делается, писать же ему обо всем за границу как-то неловко. Это - сугубо личный разговор, к которому не знаешь как и приступить. Дела, как говорится, семейные, и, может быть, "третий" в них просто нежелателен. Ю.Н. и С.Н., похоже, давали обещание Е.И. не оставлять сестер "в беде" и свое слово твердо держали. Но сама И.М., как ни обидно, но, похоже, "сошла с рельсов". Сбили ее "почитатели", нарекшие ее именем "Богданова-Рерих", на которое она никаких прав не имеет. Судьба поставила ее на место хранительницы квартиры и наследия Ю.Н., и если бы она этой ролью ограничилась, то все было бы как нельзя лучше. Сейчас же совершенно ее закрутил Васильчик.
     Вы, вероятно, уже слышали, что работа над "Алтай-Гималаями" поручена сейчас Тюляеву и Ставискому. Начал двигать это дело Ю.Ефремов. Времени сейчас осталось очень мало. Тюляев пишет мне, что освободился от других обязанностей, чтобы успеть к сроку, но работы неимоверно много. Вы теперь ознакомились с текстом и понимаете, сколь сложно провести рукопись сквозь редакторские барьеры. У Тюляева, возможно, больше авторитета, и ему легче будет с редакторами справиться, чем Ефремову, но пропала большая подготовительная работа, проделанная над рукописью Ефремовым, и, главное, передача работы из одних рук в другие велась методами недостойными. Ни Тюляев, ни Ставиский об этом не знали. Они получили предложение от редакции, и Тюляев еще возмущался, почему издательство продержало так долго рукопись "под сукном" и теперь дает минимальные сроки для ее редактирования. Между тем рукопись "под сукном" не лежала. Чтобы Вы имели понятие о том, как все происходило и чего можно от Васильчика ожидать, я посылаю Вам копию письма Ефремова ко мне. Письмо писано еще тогда, когда он не знал окончательно о том, что его устраняют. Думаю, что Вам, на всякий случай, полезно с ним ознакомиться.
     Да, я "расшифровал" пятый псевдоним Е.И. Он оказался тоже русским: Н.Яровская.
     Желаю Вам, Людмила Васильевна, всего самого доброго и самого светлого. Еще раз - сердечное спасибо.
     Ваш П.Беликов
     P.S. [Экземпляр] "Основы Буддизма" - Ваш "насовсем".

П.Ф.Беликов - И.М.Богдановой
21 апреля 1973 г.
     Дорогая Рая,
     Я получил от М.Т.Кузьминой письмо, которое, признаюсь, потрясло меня до глубины души. М.Т.Кузьмина изложила мне содержание беседы с Вами и Васильчиком, хотя Вы и просили почему-то ничего не сообщать относительно этой беседы именно мне. Однако М.Т. совершенно справедливо рассудила, что поднятые Вами вопросы касаются не лично Вас, не лично меня и не лично ее, а целого научного учреждения и ряда научных работников вне его, занимавшихся в течение последних двух лет подготовкой к изданию литературного наследства Н.К.Рериха. Никто из работавших над этим наследством никакого секрета из своей работы не делал, проведенная работа зафиксирована в протоколах и официальных рецензиях, и о ходе этой работы широко информирован широкий круг людей, начиная от Святослава Николаевича и кончая Вами. О каких же секретах может вообще идти речь?
     Теперь несколько слов о формальной стороне дела. По существующему у нас законодательству на литературное наследие Н.К. авторских прав никто не имеет, они истекли по узаконенному сроку давности, и их публикацией могут заниматься как отдельные лица, так и научные коллективы. Придавая огромное значение литературному наследию Н.К., я всегда мечтал, чтобы оно получило серьезную научную обработку, и никогда не претендовал на какие-то особые права на него. Их у меня ни больше ни меньше, чем у Вас или любого научного работника, получившего к ним доступ.
     Кроме формальной стороны имеется, конечно, еще и сторона, так сказать, моральная. По каким-то неизвестным мне причинам Вы сочли возможным заявить М.Т.Кузьминой: 1. Что полный комплект "Листов дневника" имеется только у С.Н., большая их часть у Вас и незначительное количество у меня. 2. Что я получал "Листы дневника" от Вас и Вы не знали, что я намерен их публиковать или включать в готовящийся Институтом истории искусств АХ сборник.
     Соответствует в этих заявлениях истине лишь одно: действительно полный комплект "Листов дневника" имеется только у С.Н., и именно с его помощью мне удалось систематизировать и впервые дать научную публикацию о литературном наследстве Н.К. В свое время помогали в этом мне и Вы, за что Вам была выражена мной благодарность. Работая над литературным наследством Н.К., я ознакомился с наличием "Листов дневника" как у Вас, так и [в] других местах Советского Союза и за рубежом.
     Что касается наличия "Листов дневника" у меня, то их не "малая часть", а 350 очерков, которые в разное время я получал от: самого Н.К., С.Н., сотрудников Рижского музея им. Н.К., из Музея им. Рериха в Нью-Йорке, и, наконец, имели место обмен и получение очерков от Вас. Что касается последних, то по моей просьбе Вы отметили в подготовленном мной полном списке "Листов дневника" те очерки, которые есть у Вас. По Вашим отметкам я запросил у Вас что-то около 70 очерков и ровно столько же выслал Вам тех очерков, которые отсутствовали у Вас. Все это черным по белому зафиксировано в копиях моих писем к Вам и оригиналах Ваших писем ко мне. Вся переписка с Вами относительно этого обмена "Листами дневник[а]" у меня в полной сохранности, и я могу ее представить кому угодно, в том числе и Вам, если Вы об этом забыли. Далее: после этого обмена я попросил у Вас еще несколько очерков, которые мне нужны были при работе над биографией. Вы любезно их выслали. Эти очерки имели частный интерес и для публикаций не подходили. Уже в прошлом году, когда во всю шла работа над сборником, я попросил у Вас еще около двух десятков очерков. Вы отпечатали (вернее, дали их отпечатать), передали их мне лично в Москве со счетом для оплаты (что-то около 35 рублей). Шесть или семь очерков из этой партии удалось включить в сборник, а остальные не подошли. Таково истинное положение дел с наличием "Листов дневника" у Вас и у меня. К этому могу только добавить, что Вы, никогда ранее не занимаясь изучением литературного наследства Н.К., упустили из виду еще немаловажное обстоятельство: сам Н.К. довольно широко рассылал их в разные адреса. Так и в Советском Союзе, кроме нас с Вами, очерками обладают как частные лица, так и официальные учреждения, в их числе даже ЦГАЛИ (Центральный Государственный архив литературы и искусства). Кроме того, многие очерки, которые Вы числите у себя неопубликованными, на самом деле публиковались в зарубежной печати и этим самым уже стали общим достоянием. Работая над научным изданием, я дал полные сведения о первых или повторных публикациях "Листов дневника".
     Теперь перейдем ко второму пункту: [о] Вашем "незнании" того, что очерки, которые я обменивал, получал или перепечатывал за свой счет из Вашего наличия, подготовляются мной к публикации в сборнике, который издает к Юбилею Н.К. Институт АХ.
     1. Издание этого сборника обсуждалось у Вас на квартире в присутствии многих лиц.
     2. О том, как идет продвижение сборника, я неоднократно Вас извещал и получал от Вас письма, в которых Вы выражали свое удовлетворение успешным ходом работы. О ходе работы над сборником были оповещаемы также С.Н., Зинаида Григорьевна и многие, многие другие лица. Между прочим, в своих письмах к Вам я упоминал и о том, что С.Н. полностью мной информируется о подготовке этого первого научного издания трудов Н.К.
     3. Ваши письма ко мне, как и копии моих к Вам, у меня в полной сохранности. Могу напомнить, что в одном из своих писем Вы буквально пишете, что "Листами дневника" занимаюсь только я, и поэтому Вы направляете ко мне всех лиц, кто обращается к Вам по данному вопросу. Полагаю, что проблема Вашего "незнания" того, что знали и знают десятки окружающих Вас лиц и целое учреждение, этим полностью исчерпана. Дорогая Рая, для меня лично остается непонятным лишь одно: почему в таких важных и касающихся далеко не только Вас или меня делах издания литературного наследства Н.К. нужно было прибегать к заведомой и легко опровержимой лжи? Искренне хочу верить, что все это произошло не по Вашей инициативе. Подумайте только, какими последствиями грозит все это Вам самим. Ведь если поднять вопрос официально так, как Вы изложили его перед М.Т.Кузьминой, то выходит, что я вводил в заблуждение целую научную организацию. Она, естественно, вправе потребовать от меня отчета, а я представлю ей письменные доказательства (в том числе Ваши личные письма ко мне в оригиналах) того, что это Вы пытались не только ввести в заблуждение эту организацию, но и сорвать издание научного сборника, над которым работало столько людей. В каком виде Вы предстанете перед всеми, и кому это нужно. Мы солидарны с Мариной Тимофеевной в том, чтобы не доводить дела до таких крайностей, но если Вы сами (или тот, кто действует за Вашей спиной) подним[ете] шум вокруг издани[я] литературных трудов Н.К., то ведь ответственность полностью ляжет на Вас и Вы дискриминируете себя не только перед теми, кто занимался непосредственно этим делом, но и решительно перед всеми. Повторяю, что ведь это не Ваше или мое личное дело, а дело общественное, дело целой научной организации, которая не хочет быть ни Вами, ни мной обманута. Все будет широко предано гласности, и как на это посмотрит С.Н., З.Г., да и все другие, которые с таким уважением относятся к Вам? Никому из Ваших истинных друзей этого не хочется и мне, поверьте, меньше всего. Но ни я, ни научная организация, потратившая на работу над первым научным изданием трудов Н.К. к его Юбилею около двух лет, никогда не пойдет на то, чтобы пожертвовать этим изданием только потому, что кому-то пришло на мысль издать популярное издание "Листов дневника", причем издать, уже прекрасно зная, что научное издание почти готово к сдаче в издательство и проходит последнюю инстанцию утверждения в ученом совете Института.
     Дорогая Рая,
     Только что пришло Ваше письмо от 16 апреля. Оно и облегчает и усложняет продолжение моего письма. Облегчает потому, что верю в Ваше доброе сердце и Ваше искреннее желание видеть меня именно Вашим сотрудником, а утяжеляет потому, что оно не сходится с теми сведениями, которые дает мне в своем письме М.Т.Кузьмина. Не объясняет оно мне и тех причин, которые побудили Вас просить М.Т.Кузьмину ничего не сообщать мне о произошедшем между Вами разговоре. А ведь с такими просьбами - не сообщать мне чего-то - я уже сталкиваюсь не первый раз. Из письма Кузьминой явно следует, что Вы претендовали на какие-то очерки, включенные в сборник Академии художеств, и ставили под сомнение мое право заниматься их публикацией на том основании, что сами намерены их публиковать. Из Вашего письма следует, что Вы "заменяете" какие-то очерки в "Молодой гвардии", потому что они входят в издание АХ. В общем, дорогая Рая, все не сходится и, повторяю, не первый раз. Я сейчас жду из Института запроса о том, чтобы мной были представлены доказательства, что я не вводил их в заблуждение, что имевшиеся у меня очерки попали мне в руки законным путем, а Вы обращаетесь с просьбой (или требованием?) поставить Ваше имя в составители сборника АХ, т.к. большая часть очерков получена от Вас. Трудно во всем этом разобраться, но попробуем.
     1. Вы обижаетесь, что Кузьмина не оставила Вам список очерков. Но окончательный список еще Ученым советом не утвержден, и она сказала, что после утверждения список будет Вам дан. Кузьмина представляет институт, а не себя лично. Если бы Вы обратились с такой просьбой ко мне, дело повернулось бы иначе. Я Вас всегда информировал о ходе работы, но списков не посылал только потому, что, во-первых, Вы никогда их не просили, а, во-вторых, - в процессе отбора, редактирования и рецензирования все время происходили большие изменения. Не исключено, что изменения будут еще. Кроме того, ведь Вы же не сообщали мне, что готовите "Листы дневника" в "Молодую гвардию" и поэтому испытываете затруднения в отборе. Я никогда не отказывал Вам в помощи, как и никому другому, кто занимался темой Н.К., и без промедления сделал бы все, чтобы избежать дублирования. Конечно, каждый понимает, что приоритет должен принадлежать научному изданию, уже включенному в план работы Института и издательства, а не обычному изданию. Но именно тут я мог бы помочь более, чем кто-либо другой, т.к. у меня имеются еще очерки, которых нет у Вас и которые подошли бы в "Молодую гвардию".
     2. Какую-то проверку "Листов", входящих в сборник АХ, Вы с Кузьминой, очевидно, провели на месте, т.к. и она и Вы пишете о 102 очерках, которые имеются в Вашем списке. Но все ли они получены мной от Вас и нет ли обратного положения, т.е., что в Ваш список включены и те очерки, которые Вы получили от меня? Кроме того, точно ли Вы знаете, что это именно неопубликованные очерки? Как я уже говорил выше, я никакого секрета из своей ра боты не делал и не делаю, поэтому если Вам действительно нужно, то я, несмотря на свою большую занятость, в течение нескольких дней перепишу для Вас список, в котором будет точно указано, какие очерки от кого получены и какие уже публиковались.
     3. Вы обижаетесь, дорогая Рая, на меня, что принадлежу к тем, кто что-то берет у Вас и потом обходит Вас стороной. Но так ли это? Скажите, положа руку на сердце. Ведь ни в одной своей публикации я не обходился без ссылок на Вас и без благодарности Вам. Кроме того, разве я ничего не вкладывал в Вашу "копилку"? Кроме уже упомянутых 70 (или около этого) очерков "Листов дневника" я передавал Вам и фотографии, которых у Вас не было, и стенограммы выступлений С.Н., которые Вы теперь передали Тюляеву, и другие свои архивные материалы. Я, конечно, не могу передать Вам весь свой архив, т.к. не могу работать без него, но никогда не отказывал и не намерен отказывать в чем-то нужном для совместной работы.
     4. Относительно моего обещания в 1970 году представить Комитету или в издательство заявку на наш совместный сборник "Листов дневника". Я никогда от своих обещаний не отказываюсь, но ведь ни Комитета, ни заявки с моей стороны в издательство не было. Все материалы я передал научному институту, сборник идет от его имени, и я являюсь лишь одним из его участников. Я совсем не думал "обходить" Вас и писал Вам, это подтвердила и Кузьмина, что даже в редакционной статье будет указано, что "Листы дневника" взяты и из Вашего архива. Никакой заявки от меня в издательство нет и не может быть. Думаю, что это и лучше. Научный коллектив солиднее отдельных лиц.
     Я сейчас сам не знаю точно, как укажут имена составителей. Составитель не только я, но и Свиридова, которой я давал книги для отбора. Предварительно договаривались, что "Листы" от меня, другие материалы от нее. Если Вы настаиваете, чтобы в числе составителей числилось и Ваше имя, я лично ничего против не имею. Но здесь будут некоторые технические трудности. Как я уже говорил, это не простое, а научное издание. Ведь от меня не приняли ни одного очерка без приложения к нему требуемого научного аппарата. До того, как подключить меня к числу составителей, мне пришлось заполнить анкетные данные, которые включают: данные паспорта, сведения об образовании, перечисление изданных книг или научных трудов (поименно, где, что и когда). После этого открываются личные карточки в институте, а после и в издательстве, причем издательскую карточку должен "визировать" институт, "виза" заключается в том, что институт подтверждает, что работа проделана именно этим составителем, проверена институтом и одобрена им. Эту "церемонию" я уже прошел, т.к. без нее со мной вообще никто бы разговаривать не стал. Ввиду того, что ранее Вы не выражали желания оформиться составителем, и зная, что если к Вам непосредственно обратятся дать то или иное разъяснение по тексту, то это может поставить Вас в затрудн[ительное] положение, я со своей стороны тоже не предложил Вам такой "нагрузки". Ведь от меня потребовали свыше 200 примечаний и объяснений к текстам, 730 расшифровок имен, точную датировку и сведения о публикациях всех предлагаемых материалов.
     Теперь вся работа (не считая дальнейшей редакционной с издательством) проделана. Составитель научного сборника и держатель архивных материалов, входящих в него, - это совершенно две разные вещи. Но, повторяю, я поддержу Ваше желание быть и составителем, но тогда Вам необходимо заполнить указанные анкеты и получить согласие института их визировать для издательства. Ведь все уже делается не лично от меня, а от института.
     Дорогая Рая, повторяю еще раз, я никогда не отказывался от сотрудничества и работаю над новыми публикациями, о которых уже ставил Вас в известность. Раньше никогда между нами не было никаких недоразумений, как их не было у меня вообще ни с кем. Поверьте, не по моей вине или инициативе возникают они и теперь. Еще недавно я предлагал Вам совместно отработать материалы З.Г., о чем она трижды просила меня, но с Вашей стороны никакого отклика не было. Пришлось написать З.Г., что сейчас подключиться к этому делу я не могу.
     Знаю хорошо все и об Ефремове. Ведь он посылал мне свое послесловие после того, как прочел его Вам первый раз, и написал, что Вы его знаете и одобрили. Я написал ему, что не согласен с некоторыми положениями послесловия, и он обещал их переделать. Потом он сообщил мне подробности разговора у Вас на квартире, хотя опять-таки, по неизвестным причинам, его просили ничего не сообщать именно мне. Я не одобрил того, что Вы были поставлены в такое неловкое положение, т.е. сначала согласились, а потом вынуждены были отказываться. Кроме того, я не сторонник того, чтобы какие-то конфликты происходили на квартире Ю.Н. Такие дела надо устраивать как-то иначе и, главное, без лишнего шума. Тюляев сообщал мне о той грандиозной и трудной работе, которая предстоит ему в связи с "Алтай-Гималаями". Очень жаль, что так много времени потеряно, кроме того, боюсь и сожалею, что многое придется выпустить. Текст сложный. Но будем надеяться, что все пройдет благополучно. Те недоразумения, которые произошли, принадлежат прошлому, а нам [предстоит] много дел в будущем, поэтому будем и смотреть вперед, а не назад.
     Еще раз подчеркиваю, дорогая Рая, что никогда "обходить" Вас не думал. Ни одного такого случая не было. Когда мы встречаемся с Вами, то находим общий язык. Последний раз осенью Вы провожали меня со слезами на глазах, и я верю в искренность этих слез и чистоту Вашего сердца. "Делить" нам с Вами нечего, а когда и находится что (как "Листы дневника"), то можем поделить при полном благожелательстве. Мы с Вами служим Одному Делу, но в разных сферах. Было бы смешно, если бы я претендовал на Вашу роль Хранительницы Ашрама Ю.Н., но ведь было бы печально, если бы [Вы] взялись писать книгу или научную статью о Н.К. При тесном и благожелательном сотрудничестве Ваш авторитет будет поднимать мой, а авторитет моих трудов - Ваш. Как мне представляется, лично с Вами я никогда не "конфликтовал" и никогда не намерен этого делать. В наши отношения не раз пытались вмешиваться третьи лица, именно с тем, чтобы испортить эти отношения. Хочу думать, что этого никогда не случится. Это только повредило бы Тому Делу, Которому мы служим с одинаковым усердием и искренностью и от которого решительно никто не может нас отстранить.
     Мне очень хотелось бы вычеркнуть кое-что из первой половины этого письма, которая писалась до получения Вашего. Писал я его с болью в сердце. Но думаю, что полезнее будет оставить для назидания в будущем. Это наглядный пример того, что может произойти при недомолвках и желании что-то от кого-то скрыть. Сотрудничество - сложное дело. Н.К. правильно сказал: "Сотрудничать - это значит сообща обсудить, куда надо поставить кресло, а не всем миром браться за него". Похоже, что так и случилось с "Листами дневника". Если появилось желание взяться за них кому-то кроме меня, а это желание следует только приветствовать, то нужно было предварительно и обсудить этот вопрос, т.к. было хорошо известно, что продвигаю их я. Зачем из всего этого нужно было делать секрет и, вместо того чтобы обратиться ко мне, требовать отчета от Кузьминой?
     Дорогая Рая, я никогда не отказывался от сотрудничества и никогда не оставлял без внимания Ваши вопросы, Ваши пожелания, Вашу информацию. Но именно от Вас я о многом узнаю в последнюю очередь. Меньше всего я хочу сказать этим, что меня нужно обо всем информировать.
     Я не признаю никаких потуг на монополию в деле продвижения "Литературного наследия" Н.К. Ведь Дело Н.К. - это большое всенародное, даже общечеловеческое Дело. Оно будет разрастаться. К нему примкнут многие ученые и научные институты. Нас не будет, а Истины, провозглашенные Н.К., победно будут завоевывать всеобщее признание. Наша посильная помощь заключается не в претензиях на монополию, а в пробуждении инициативы и широкой помощи везде, где в ней имеется нужда. И я и Вы помогаем, сколько умеем. У меня имеется одно, не знаю, хорошее или плохое качество. Я не терплю необдуманных решений и действий, вроде злополучных "писем в ЦК", которые должны подписывать академики. Не терплю также небрежного отношения к текстам Н.К., приписывания и смешения авторств Н.К. и Е.И. Я откровенно заявлял, что в таких делах сотрудничать отказываюсь. Так будет и дальше. Но все разумные действия всегда поддержу. Пишите обо всем, что Вам нужно, отвечу сразу же. Уверен, что в дальнейшем между нами не должно случаться недоразумений. Ведь это только вредит Общему делу. Если у Вас есть ко мне какие-то претензии - сообщите прямо мне, не втягивая в это посторонних лиц. Я могу все понять, но ведь многие могут представить Ваши действия как необоснованные претензии в дела целых учреждений или творческие планы отдельных лиц. Ни на кого никакой узды мы с Вами надеть не в праве и не в силах. Нам заповедано действовать личным примером и убеждением. В этом заключается и весь секрет успешного сотрудничества.
     Очень рад бывшим и предстоящим вечерам. Большой привет от меня Сидорову. Он мне очень понравился. Его стихи очень хвалила З.Г. Очевидно, скоро будет его публикация в "Москве". Я ему давал и "Афоризмы Н.К." для "Юности", но, похоже, что-то застряло.
     Еще раз повторяю, что я сочувствую выходу "Листов дневника" для молодежи в "Молодой гвардии". Этой работе я готов помочь всем, чем могу, в том числе и теми "Листами дневника", которых может не оказаться у Вас. В свое время, когда я готовил сборник для издательства "Искусство", у меня была идея такого его построения: в начале книги пустить очерки, а в конце - отдельные выдержки из очерков. В Вашем сборнике подошли бы специально молодежные темы, темы о воспитании и т.п. Ввиду того, что некоторые очерки целиком не проходят (ведь и Ваш сборник будут рецензировать и редактировать. Две рецензии - это минимум даже для популярного издания), хорошо бы подготовить именно такие "тематические" выдержки. Это позволило бы использовать тексты "непроходимых" целиком очерков. Свою помощь я предлагаю Вам без всякой мысли присоединить свое имя к сборнику. Я мечтаю сейчас только об одном - отойти от всех публикаций. Они совсем подрывают мое здоровье. Но при научных публикациях имя публикатора - обязательно, ведь он персонально несет ответственность за все написанное, за каждую ссылку на первоисточник, за правильность каждой цитаты. Моих сил, возможно, хватит еще на пару научных публикаций к Юбилею, но не больше. После этого я полностью перехожу к работе над архивными материалами, которые позволят дополнить изданную биографию Н.К. "биографией духовной". Поэтому никакой заинтересованности в появлении своего имени на обложках не имею.
     Желаю Вам, дорогая Рая, всего самого светлого и жду Ваших сообщений. Галина Васильевна шлет большой поклон. Дома у нас очень напряженно. Елизавета Ивановна совсем плоха, кризисное состояние. Поэтому я и в Москву не могу приехать, иначе бы обо всем лично поговорили.
     Душевно Ваш.

П.Ф.Беликов - Г.Ф.Лукину
23 апреля 1973 г.
     Дорогой Гаральд Феликсович,
     Твоя телеграмма запоздала к назначенному телефонному разговору. Я сразу же послал Тебе ответную телеграмму. Два письма уже Тебе послал, а теперь шлю третье. Все это время сидел за письменным столом и работал. Пришлось проверить все очерки и составить точный отчет для Кузьминой вместе с пояснительной запиской, откуда и как попали очерки "Листов дневника" ко мне. Конечно, все Раины подсчеты оказались неправильными. Из 174 очерков, которые пойдут в сборник, от нее получены только 56, остальные или были опубликованы, или получены мной от С.Н. и З.Г., на что имею полные доказательства. Да и дело не в этом. Очерки писались не для меня и не для нее, а для того, чтобы их обнародовать. И вот теперь, когда уже эта работа проделана, она выступает с такими насквозь ложными заявлениями. Знаю, что на все это подбил ее Васильчик, но ведь хоть каплю разума надо иметь и самой. Совесть тоже все-таки должна быть. Ведь то, что я брал от нее, все с ее согласия, я платил ей за перепечатку, давал те очерки, которых у нее нет. Главное же - все отлично знали о моей работе над очерками и для чего все это делается. И сборник ведь не "мой", а большого научного коллектива, где я буду числиться лишь одним из составителей.
     Поражает грубая ложь во всем. Кузьминой Рая и Васильчик говорят о своих правах и "претензиях" на публикацию "Листов дневника", а мне в своем письме Рая пишет: "Ввиду того, что большинство очерков получено от меня, я должна вместе с Вами быть составителем". По своей неразумности она даже не понимает, что между составителем и держателем архивных материалов - огромная разница. Тогда мне нужно в составителях указывать и С.Н., и З.Г., т.к. большинство очерков получено все-таки от них, а не от нее.
     Похоже, что, опасаясь, что с собственным изданием у них ничего не получится, они "на всякий случай" пристраиваются к тому, которое без всякого их труда уже почти готово.
     Я написал Рае по возможности мягкое письмо. Мне по-душевному жаль ее и не хочется с ней ссориться, несмотря на то, что из ее квартиры и с ее помощью уже не первый раз против меня ведутся интриги. На них я могу рукой махнуть. Но ведь все это губительно для самого Дела. Боюсь, что никакие письма на Раю уже не подействуют. Все ее переписку уже давно ведет Васильчик. Он пишет и С.Н., и З.Г., и всем другим, а Рая только подписывается. Причем раньше, когда писала сама, подписывалась "Рая". Теперь ей так подписываться не позволяют. Подписывается уже "Ираида Михайловна", а скоро будем получать письма за подписью "И.М.Рерих". Ведь, разговаривая по телефону, Васильчик обычно говорит: "Звоню по поручению дочери Николая Константиновича Рериха". Скверно от всего этого на душе. Бежать хочется, но не могу. Всего в письме не опишешь, но ко мне сейчас тянутся многие нити, в том числе и Тюляев, и Полякова, и Окладников. Ведь со всеми ими я в письменных контактах состою. Много материалов получала от меня Полякова, и она много помогла в продвижении сборника. Ведь я работаю не жалея сил и не для того, чтобы мое имя появлялось на обложках, и не для гонораров, как об этом изволит уверять всех Васильчик. Ведь за публикацию в научных изданиях вообще ничего не платят. Ну да, впрочем, с Тобой об этом и говорить смешно. Ты не первый год меня знаешь. Однако именно в научных изданиях без имени ничего не напечатаешь, из всех принадлежащих к Уч[ению] только мне удалось сейчас в них проникнуть. Знаю, что не самому, и не ставлю себе этого в заслугу. Всегда чувствую Водящую Руку, Ведущую меня по этой кармической стезе. Иногда так хочется разом все отрезать, всю переписку (ведь около 40 корреспондентов только по делам Н.К.), все переговоры с издательствами, редакторами, "дипломатию" с Раей и т.д. Сейчас пишу, а сердце как птица в груди бьется. На столе же - кипа бумаг, над которыми нужно работать, десятки книг, которых можно было бы и не читать, если бы не эта нужная работа. Когда увидишь ту работу, которую мне пришлось провести над сборником, тогда сам убедишься, чего это мне стоило. Думаю, что так и уйду один раз за письменным столом. Тогда все само собой развяжется. И Там лучше знают сроки. Вероятно, еще рано. Во всяком случае, начатое, очевидно, требуется закончить.
     Не жалуюсь, дорогой Гаральд Феликсович, но по-душевному чувствую потребность поделиться. Знаю, что и тебе нелегко, вижу, как Ты обо всем волнуешься и печешься. Уже Твои телеграммы об этом говорят. Я сразу же позвонил бы, но телеграмма запоздала, а потом написал. Звонить не мог. У нас гости были (у Г.В. - день рождения), по телефону при посторонних на эту тему не хотел. Радикулит сейчас еще хватил. И с сердцем не совсем хорошо. Лягу отдохнуть. Всего светлого. Теперь Ты все полностью знаешь и у меня на душе спокойнее.

П.Ф.Беликов - И.М.Богдановой
23 апреля 1973 г.
     Дорогая Рая,
     Как и следовало ожидать, Институт хочет иметь гарантии о "законном происхождении" моего архива. Это заставило ускорить составление точного списка с указанием, откуда я получал очерки. В своем объяснительном письме я даю нужные пояснения. Если от меня потребуют дополнительных доказательств, то мне придется представить: личные письма С.Н. с указаниями о пересылке мне очерков, личные письма З.Г. с такими же указаниями и Ваши письма. Но я думаю, что до этого не дойдет. В своем частном письме М.Т.Кузьминой я прошу ее не давать официального хода поднятому Вами делу.
     Дорогая Рая, прошу Вас еще раз - будьте предельно осторожны, когда имеете дела с учреждениями. Никто из Ваших друзей никогда Вас не "обходил" и не думает "обходить". Скорее мы все оберегаем Вас от тех недоразумений, а порой и сильных ударов, которые испытывают все, занимающиеся публикациями. Вы не готовились к этой сфере деятельности, а она требует и хорошей подготовки, и специальных знаний, и большой обдуманности в каждом слове, каждом действии.
     На Вашу долю выпала громадная ответственность - быть Хранительницей Ашрама Ю.Н. Все Ваши подлинные друзья именно так на Вас и смотрят и не хотят возлагать на Вас ответственность и огорчения, которые преследуют их на их собственном пути. Я много лет занимался и до конца жизни буду заниматься работой по исследованию жизни и деятельности Н.К. Плоды своих трудов я всегда складывал и буду складывать к подножию того Алтаря, пред Которым предстоят служители Общего Блага, провозглашенного Н.К. На меня уже сыпались обвинения и в "самости", и в "корысти" и т.п. Я отношусь к ним равнодушно, но, поверьте, когда они исходят из Вашей квартиры, то они бросают тень отнюдь не на меня, а на тех, кто занимается таким постыдным делом. Я переписываюсь со многими учеными, которые имеют отношение к изучению жизни и Творчества Н.К., и, благодаря своему архиву, могу им во многом помочь. Ведь составленная мной картотека по деятельности и трудам Н.К. содержит более 2000 карточек, по которым я могу давать самые различные справки. Я уже писал Вам, что наше доброе сотрудничество полезно и мне, и Вам, и, главное, Делу, которому мы служим. Поэтому еще раз прошу Вас, при малейшей надобности или неясности - обращайтесь сперва ко мне, а не к третьим лицам, чтобы не получилось таких ситуаций, как теперь с "Листами". Душевно Ваш.

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
26 апреля 1973 г.
     <…> Об И.М. и писать не хочется. Скудоумие, умноженное на тщеславие и возведенное в квадрат Васильчиком. Что хорошего здесь можно ждать? Я уже написал Вам в прошлом письме об ее "демарше". Могу добавить теперь к написанному, что у Кузьминой она "потребовала", чтобы "Листы дневника" публиковались только с ее согласия и по ее усмотрению, а так как она предполагает издать их "для молодежи" в издательстве "Молодая гвардия", то ей нужно представить полный отчет, как нами "Листы дневника" используются. При этом было заявлено, что из 174 очерков - 102 я получил из "ее архива" и поэтому она имеет на них исключительное право. При проверке оказалось, что из ее архива я получил не 102, а 56, причем не просто получил, а обменял на те "Листы дневника", которых у нее не было, и обменял именно с той целью, чтобы включить их в заявленный сборник, на что она и дала свое (но, очевидно, не Васильчика) согласие.
     Мне она написала еще более абсурдное письмо. Ссылаясь на то, что часть очерков получена "из ее архива", она "потребовала", чтобы ее включили в "составители сборника", и искренне обижалась, что все ее "обходят".
     "И смех и грех", как говорится. М.Т.Кузьмину я вооружил всеми необходимыми данными, чтобы отвергнуть всякие абсурдные притязания, И.М. пришлось тоже написать "тепло[e]" письмо. По-человеческому мне жаль ее. Сердце у нее неплохое, да и прожила она под кровлей Рерихов столько лет. Ю.Н. и С.Н. относились к сестрам Богдановым очень хорошо, и теперь С.Н. старается как-то поддержать ее авторитет, но в последнем "конкурировать" с Васильчиком трудно. Он "вознес" бедную и необразованную женщину на "академическую" высоту. Имею в виду его манеру говорить по телефону с академиками из квартиры на Ленинском проспекте от имени "дочери Рериха". Это вскружило И.М. голову. Думается, что сама она искренне верит, что только в союзе с Васильчиком можно по-настоящему что-то делать. И смешно, и очень грустно. Ведь приходилось уже слышать такие отзывы: "Объявилась какая-то дочь Рериха и занимается аферами". Вот до чего довел "дело" Васильчик. Как и каждый маньяк, он очень хитер. Действует и ложью, и лестью, и подарками. Так, например, космонавту, который два раза на вечерах Н.К. сказал свою стандартную речь (он выступал с ней уже с сотню раз в разных аудиториях), был подарен эскиз Н.К. и устроено торжественное чаепитие на квартире И.М. Опасаюсь, что это не единственный подарок. Что-то уж очень некоторые деятели из Комитета Мира его поддерживают (имею в виду Васильчика). И это после того, как он уже один раз был с позором выгнан из какого-то подчиненного Комитету органа (кажется, Московского городского комитета). В общем, и думать не хочется, но боюсь, что еще не раз придется.
     Всего Вам самого наилучшего.
     Искренне Ваш
     П.Беликов

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
4 мая 1973 г.
     <…> Относительно квартиры на Ленинском пр[оспекте], пожалуй, Ваша правда. Вероятно, виноваты многие друзья И.М., в том числе и я отчасти. Правда, я неоднократно пытался втолковать ей, что близость с Васильчиком губительно сказывается и на ее авторитете, и вообще на всем деле продвижения литературного наследства Н.К., однако все мои попытки проваливались. Мало того, мои письма, в которых я увещевал И.М. и черным по белому доказывал, что Васильчик - маньяк и паразит, попали теперь в руки самого Васильчика. Так что у него есть повод считать меня врагом N 1 и настраивать соответствующим образом И.М. Трудно сказать, можно ли ее вообще "излечить" от васильчиковой лихорадки, но если и можно, то только методом лечения "холодом", т.е. полнейшей изоляцией всего, что делается к Юбилею, от Васильчика, а следовательно, и ее самой. В конце концов, само дело от этого нимало не пострадает, а только выиграет. Буду соответствующим образом настраивать своих московских знакомых. Их давно уже подташнивает от Васильчика, но, к сожалению, "дамы-патронессы" и прочие "инвалиды от теософии", которых сам Н.К. всегда сторонился, вскружили И.М. голову постоянным угодничеством.
     Выслал Вам бандеролью маленький "презент". Качество не совсем хорошее, но лучшего не сумели здесь добиться.
     Искренне Ваш
     П.Беликов

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
28 сентября 1973 г.
     <…> И.М. принялась сейчас за "возобновление дипломатических отношений" со старыми знакомыми, которые из-за В[асильчика] перестали ее посещать. У меня был с ней обмен письмами по просьбе З.Г. (я готовил для последней одну работу, которая находилась и у Р.И.). В своем письме ко мне И.М. приглашала меня для ведения "мирных, сердечных переговоров". В мирных переговорах с другими общими знакомыми обвиняла меня во всех своих неудачах, просила их "подействовать" на меня и обещала жаловаться на меня С.Н.
     Бедная женщина, и жаль ее, и досадно на нее, что она так легко поддается чужим влияниям. В своих письмах Е.И. заметила: "...Во всех попытках темных есть известная планомерность. Именно, они хотят дискредитировать каждое светлое начинание. И, конечно, легче всего сделать это, введя в центр его темных или безответственных лиц" (Т. 1, стр. 270) . По всем признакам В[асильчик] и выполняет эту темную миссию. <…>

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
11 ноября 1973 г.
     <…> Про И.М. и писать много не хочется. Доктор [Г.Ф.Лукин] болеет за нее, вернее даже за Дело, около которого волею Судеб она очутилась, но отлично понимает всю ее несостоятельность, неподготовленность и тщетность попыток "руководить" всем и вся. Доктор терпеть не может В[асильчика], пытался его удалить, но махнул на это дело рукой, видя безрезультатность своих стараний. Ему хочется как-то предотвратить полный крах квартиры на Ленинском проспекте, как-то поддержать ее авторитет. Он - человек сердца, живет эмоциями, которые часто бросают его из одной крайности в другую, но всегда с полной искренностью и отдачей всех сил. <…>

Открытие мемориальной доски на доме (Москва, Ленинский пр. 62/1), где жил Ю.Н.Рерих. 16 октября 1962 г.

П.Ф.Беликов - М.А.Меньшикову
27 февраля 1974 г.
     <…> Я несколько раз посещал Юрия Николаевича, когда он жил в Москве, накануне его смерти говорил с ним по телефону. Он приглашал зайти меня к нему в этот день, но я был занят, и мы сговорились встретиться на следующий день. Это было 21 мая 1960 г. Я пришел к нему через час после его кончины. С утра он почувствовал себя плохо. Был два раза по вызову врач, но большой опасности не нашел. Врачебного дежурства не установили, а около пяти часов вечера сердце внезапно сдало и пришел конец. Тело кремировано в Московском крематории, могила - на Новодевичьем кладбище.
     После смерти Ю.Н. его библиотека была передана в Институт востоковедения и на ее базе организован Кабинет им. Ю.Н.Рериха, который охотно посещают наши ученые. Среди наших востоковедов, как московских, так ленинградских и из Улан-Удэ, где Ю.Н. налаживал востоковедческую работу, он пользуется большим авторитетом и доброй памятью. Мне приходится иметь дело с его учениками (из них есть уже доктора наук), все они с большой теплотой отзываются о Ю.Н. В 1972 г. Институт востоковедения отметил 70-летие со дня рождения Ю.Н. специальной научной сессией. На доме, где он жил (Ленинский просп[ект], 62), установлена памятная доска. <…>

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
9 декабря 1974 г.
     Дорогая Людмила Васильевна,
     После очень полезного разговора с Вами и нескольких дней, проведенных в размышлениях дома, написал проект письма Академии художеств в Министерство культуры и послал его Кузьминой. Я отнюдь не уверен, что Кузьмина даст ему ход, но, как мне кажется, действия именно в этом направлении необходимы до того, как официально от своего лица С.Н. может предложить в дар государству ценности, которые находятся на квартире Ю.Н., с тем чтобы эту квартиру сделали мемориальной. До этого нужно точно определить юридическую основу на сегодняшний день. Посылаю Вам копию своего проекта. Послал ее также Рените Андреевне. Если со стороны Академии художеств действий не последует, то нужно как-то иначе все это дело поднять и выяснить, чтобы С.Н. мог уже действовать без риска - предлагать в дар то, что ему юридически не принадлежит.
     Чем больше думал, тем больше склоняюсь к варианту отделения архива от квартиры. Это снимет сразу же много сложных проблем функционального назначения квартиры-музея и облегчит поиск заведующего квартирой по той ведомственной линии, к которой квартира будет прикреплена.
     Я полагаю опять быть в Москве сразу после первого января. Если 27-го в Ленинграде не увижу С.Н., то не смогу с самого его приезда рассказать ему о таких планах, так что поддержите его именно в таких мыслях. Думаю, что в этом нам нужно объединить[ся] сейчас втроем - Вы, я и Ренита Андреевна. Другим пока что относительно такого плана знать незачем, дабы не было нежелательной "утечки информации".
     С самыми искренними светлыми пожеланиями
     Ваш П.Беликов

Проект
     Заместителю министра культуры СССР
     тов. В.И.Попову
     В беседах с представителями Академии художеств СССР С.Н.Рерих неоднократно выражал желание передать в собственность государства все находящиеся на квартире его покойного брата, проф[ессора] Ю.Н.Рериха, художественные ценности.
     После смерти проф[ессора] Ю.Н.Рериха в мае 1960 г. его имущество было оставлено на хранение Л.М. и И.М. Богдановым, которые длительное время проживали в семье Н.К.Рериха и вели его хозяйство. По распоряжению С.Н.Рериха, Богдановы, как представители владельца, передали Институту востоковедения АН СССР научную библиотеку Ю.Н.Рериха, на базе которой в Институте был организован Кабинет его имени. Остальные ценности (несколько десятков картин Н.К.Рериха и С.Н.Рериха, коллекции тибетских и индийских произведений искусства, обстановка квартиры и личный архив Ю.Н.Рериха) своевременно не были взяты на учет, так что их сохранность, как и использование в научных целях, до сих пор не обеспечены, что вызывает понятную тревогу. С.Н.Рерих уже обращался по этому вопросу в посольство Индии, которое, со ссылкой на переговоры с Министерством культуры СССР, заверило его, что все это имущество будет использовано именно по его указанию.
     В настоящий приезд С.Н.Рерих выразил желание, чтобы квартиру его покойного брата оформили как мемориальную, прикрепив ее к близкому по профилю музею или учреждению. Не исключена возможность передачи архива Ю.Н.Рериха в Архив Академии наук СССР, а художественных ценностей и мемориальных вещей с занятой под ними площадью в ведомство Министерства культуры СССР, Академии художеств СССР или Третьяковской галереи. Этот вопрос С.Н.Рерих собирается официально поставить по возвращении в Москву в конце декабря с.г.
     Ввиду того, что после смерти проф[ессора] Ю.Н.Рериха переговоры о судьбе его имущества были начаты между Министерством культуры СССР и С.Н.Рерихом, что зафиксировано в соответствующем распоряжении Министерства, Академия художеств СССР не имеет данных о правовом положении указанных художественных ценностей и архива, которые находятся сейчас под присмотром И.М.Богдановой (иждивенки Ю.Н.Рериха), и не может поэтому конкретно ответить С.Н.Рериху на его предложение. Доводя об этом до сведения Министерства культуры СССР, прошу выяснить юридическую основу всего этого дела на сегодняшний день и наметить необходимые меры по взятию под государственную охрану художественных и мемориальных ценностей на квартире покойного проф[ессора] Ю.Н.Рериха, с тем чтобы к возвращению в Москву С.Н.Рериха можно было бы обсудить с ним данный вопрос.

П.Ф.Беликов - А.Н.Анненко
15 октября 1975 г.
     <…> Понимаю Вашу боль относительно происходящих вокруг Высоких Имен и Понятий неблаговидных событий. К сожалению, это неизбежно. Я сам неохотно эту тему затрагиваю. Слишком много мне пришлось наблюдать, были сделаны с моей стороны (и далеко не только с моей) попытки исправить положение, но - безрезультатно. На все произошедшее имеется ответ, который дан самой Е.И. - в 1 томе "Писем", стр. 270, есть такое место: "...Во всех попытках темных есть известная планомерность. Именно, они хотят дискредитировать каждое светлое начинание. И, конечно, легче всего сделать это, введя в центр его темных или безответственных личностей" .
     Квартире Ю.Н. суждено было быть центром, и я уверен, что со временем она эту роль еще сыграет. И.М. оказалась просто той "лазейкой", через которую проникли враги Света. Сама она не понимает ровным счетом ничего. И этому не следует удивляться. Ведь в больших караванах имеются и ведущий, и его помощники, и специалисты, и погонщики, и просто прислуга. И.М. никогда не допускалась до больших дел. В свое время даже Е.И. предупреждала о ненадежности И.М. в случае, если ее оставить без присмотра. Каждому назначено свое "испытание". Осуждать, конечно, не хочется. Испытание назначено и нам, и каждому из нас предстоит сдать свой "экзамен". Однако и совсем закрывать глаза тоже не приходится, иначе много может быть "дров наломано".
     Что же касается "воплощения Н.К." в лице "патрона" И.М., - то большей глупости и кощунства трудно даже представить. Если подобные утверждения и можно чем-то "оправдать", то только маньячностью и одержимостью, но последние-то никакого оправдания не имеют. Между прочим, ни в каких бумагах Н.К. о новых его воплощениях нет подобных сведений. О возможном сибирском воплощении говорила Е.И. после ухода Н.К. Я беседовал на эту тему со С.Н. Он ответил твердо и кратко: "Никаких поисков и предположений не делать". И это вполне понятно, так же как и то, что в новом воплощении сам Н.К. никогда не сошлется на свое прежнее, свидетели которого еще живы. Это было бы величайшей несоизмеримостью. Мне уже приходилось догадываться по некоторым признакам, что "патрон" И.М. намекает на какое-то свое "высокое" положение "избранника". Мне-то он о своем "воплощении" говорить остерегался, однако то, что он говорил об этом другим, - меня не удивляет. Ведь каждый маньяк обязательно метит в "Наполеоны". Это верный признак одержимости.
     Но хватит на эту тему. Время все поставит на свое место, и Карма распорядится по своим законам. Перед нами лежит необъятное поле творческой работы, и приложим все старания, чтобы достойно, с пользой для других потрудиться на нем. Устремление - верный залог успеха, и благо Вам, если Вы крепки в своем устремлении. Оно зовет нас вперед и вперед. Тратить время на осуждение чужих ошибок не следует, важнее самим не впасть в них. <…>

П.Ф.Беликов - Г.Ф.Лукину
16 марта 1976 г.
     <…>Надо сказать, что существует сильнейшее "подводное течение", развитию которого немало способствовали невежественные действия В[асильчика] и И.М. Мне приходилось иметь дело с редакторами, которые редактировали их издания. В конечном итоге через впечатление, которое создают эти "ближайшие", "приемные дочери", "наследники" и т.п. самозванные чины, создается и негативное отношение к самому Н.К. По существу - все это новый вариант Хоршевских деяний, и кончится он столь же бесславно. Не помню, писал ли я Тебе, что в прошлом году в подвале того самого небоскреба, который захватил Хорш, был убит и ограблен единственный его сын. Незадолго до этого обанкротилась "Школа искусств", которая была организована на базе захваченного Института Объединенных Искусств Н.К. Карма сказала свое последнее слово.
     Конечно, и В[асильчик] и И.М. - это только "прихвостни", которые используются темными более крупного калибра. Их выявить - труднее. На словах они "за", а когда доходит до дела, то натыкаешься на "палки в колесах". Перед отъездом С.Н. ему многое было обещано на самых высоких инстанциях. Из обещанного - ничего не сделано. И все где-то этажом ниже, на уровне среднего сознания, для которого реально лишь то, что ему самому выгодно.
     Сейчас необходимо искать какие-то новые возможности, чтобы сдвинуть с мертвой точки некоторые, предусмотренные здесь С.Н. дела. Какой-то канал начал образовываться, но рано еще говорить о его практической действенности. Может быть, ближайшие два-три месяца покажут, а пока что - помаленьку нащупываю и "обрабатываю" почву.
     С.Н. собирается в этом году пораньше в горы. Возможно, в апреле уже выедет. Поездка к нам еще не конкретизируется. Подготовлять ее необходимо с двух сторон. З.Г. пишет, что у них, как и всегда, много работы. С Раей она, конечно, прекратила всякие сношения и пишет мне в последнем письме: "Нужно всячески пресекать ее наветы пером и делом, где только возможно". Это нам всем уже ясно, но для действенных пресечений необходимо проводить тактику "более длинной линии", т.е. противостоять можно лишь более мудрыми согласованными действиями. <…>

П.Ф.Беликов - Н.М.Иванниковой
25 марта 1976 г.
     <…> И.Богданова в родственных отношениях с Рерихами не состояла. Е.И. нуждалась в женской прислуге при путешествии, и в Улан-Баторе ей рекомендовали Людмилу Богданову. Людмила Богданова поступила к Рерихам помогать по хозяйству, еще когда они стояли в Улан-Удэ, и очень к ним привязалась. Временно у нее на попечении была сестра Ираида (от другой матери, отец был женат вторично), за нею должны были приехать, но опоздали, нужно было уже выходить в путешествие. Людмила не захотела с Рерихами расставаться, также и Е.И. очень ее ценила. Людмила попросила взять с собой Ираиду. Рерихи согласились. Так обе сестры оказались с Рерихами. В Кулу они вели хозяйство и других дел не касались. Секретарь Рериха - Шибаев - пробовал подготовить Ираиду к дальнейшей учебе, но способностей она не выказала, немного научилась печатать на машинке, однако лишь перепечатывать, а не под диктовку. Совсем не пошло с языками - хотя кругом и говорили по-английски и хинди. Так функции сестер Богдановых и ограничились в семье Рерихов ведением их хозяйства. Когда Ю.Н. приехал к нам, сестры попросились с ним. Их удалось оформить как "экономок", долгое время проживавших в семье Н.К. В Москве они также занимались у Ю.Н. ведением хозяйства. Уже после кончины Ю.Н. кто-то посоветовал И.Богдановой назваться "приемной дочерью" Рерихов. Близкие друзья отговаривали ее от этого неумного и дезинформирующего шага, но тем не менее она его сделала. Потом уже появилась и "Богданова-Рерих". Возможно, Вы встречались с нею и тогда знаете, что научные, художественные и другие творческие интересы Рерихов ей абсолютно чужды и недоступны. Все публикации подготовляются другими на базе оставшегося на квартире Ю.Н. архива и только подписываются ею. С.Н. остался очень недоволен создавшимся положением и даже не счел возможным в этот приезд побывать на квартире своего брата, дабы своим визитом не санкционировать дезинформирующие слухи и публикации о "приемной дочери". Вопрос "удочерения" сестер Богдановых никогда в семье Рерихов не возникал, ни в каких [делах], кроме хозяйственных дел, сестры участия не принимали. Относились к ним, конечно, очень хорошо, и чувствовали они себя в семье так, как чувствует сжившаяся, ставшая "своею" прислуга, но не более. Мне лично приходилось наблюдать это при посещении в Москве Юрия Николаевича. Так что вопрос о родственных связях Богдановой с Рерихами - отпадает. После кончины Ю.Н., еще до своего отъезда, С.Н. добился для сестер пенсии и постановления Министерства оставить за ними квартиру Ю.Н., из которой их иначе выселили бы, т.к. юридически они наследницами не являлись. В поисках "юридического" основания для назначения пенсий прибегли к варианту "иждивенчества", Министерство культуры добилось того, чтобы излишек жилплощади им не засчитывался бы. Так квартира оказалась в распоряжении И.Богдановой. <…>

П.Ф.Беликов - Л.В.Шапошниковой
5 апреля 1976 г.
     Дорогая Людмила Васильевна,
     В моих планах произошли некоторые изменения. Из-за расстройства щитовидной железы Галине Васильевне (жене) врачи противопоказали юг. В результате пришлось отказаться от заказанных билетов и остаться дома. В какой-то мере это пришлось даже кстати, т.к. получили ход и потребовали активных "нажимов" некоторые дела, начало которым вольно или невольно положили Вы. Сейчас эти дела находятся в такой стадии, что я считаю долгом "покаяться" перед Вами и ввести Вас в подробности, посвящать в которые кого-либо иного, вероятно, еще преждевременно. Посмотрим, что получится дальше.
     Все дело началось с того, что Вы снабдили моим адресом Татьяну Львовну Шевелеву (Калугину). Она написала мне письмо и поделилась некоторыми планами относительно воплощения в жизнь открытий Термена, о котором я знал еще по упоминаниям Н.К. Среди этих планов было выражено намерение попытаться пойти на сближение с И.М.Богдановой, чтобы на базе квартиры Ю.Н. дать продвижение делам Термена. Я пояснил Татьяне Львовне, что это совершенно безнадежная затея, а попутно подробно изложил, что такое Богданова и ее окружение в настоящее время и как на все происходящее смотрит С.Н. Написал также, что многие дела, которые поднял здесь С.Н., находятся продолжительное время на мертвой точке и даже подаренные при посредстве С.Н. картины, принадлежащие m-me Стиббе, до сих пор к нам не привезены и, как писал мне С.Н., Стиббе была в большом недоумении, почему на ее подарок вообще никакой реакции не последовало.
     Татьяна Львовна с большим интересом ко всему этому отнеслась и написала, что ее мамаша - Екатерина Васильевна Шевелева, которая встречалась со С.Н. и Д[евикой] и писала о них, берется выяснить причины задержек и помочь в их устранении. Я снабдил Екатерину Васильевну (через Татьяну Львовну) всеми материалами, вплоть до копии "памятной записки", которая была оставлена С.Н. в Министерстве культуры, и описанием свистопляски, которая ведется вокруг новоявленной "Богдановой-Рерих", а также описанием того, как ко всему этому относятся в Дели и Нью-Йорке (Зинаида Григорьевна порвала с И.М. на этой почве все отношения).
     Снабженная всеми этими материалами, Екатерина Васильевна, будучи на приеме у Петра Ниловича Дем[ичева], подняла этот вопрос довольно остро. О результатах такого "демарша" Татьяна Львовна сообщила мне следующее (цитирую): "Во-первых, относительно картин m-me Стиббе: П.Н. сообщил, что этот вопрос им недавно поднимался, но ему доложили, что m-me Стиббе отказалась подарить картины. Однако вчера уже была на руках копия "памятной записки" С.Н. и ваши письма, так что вовремя (хорошо "вовремя"!!! - П.Б.) вспомнили о дарственной, был вызван помощник и отданы распоряжения немедленно заняться этим делом. Относительно квартиры Ю.Н. теперь говорится, что вопрос о Богдановой может быть решен только самим С.Н., т.к. его последние слова при прошлогоднем визите были: "Богданову пока не трогайте". Однако просят передать, что уже отдано распоряжение об описи всех ценностей и что будет установлен надлежащий контроль, дабы исключить дальнейшие "подарки". Это первый шаг. Остальное зависит от решения С.Н. Во всяком случае, было сказано, что как только им будет выражено письменное свое решение по этому вопросу, то будет и решение Министерства. Как видите - все это результат нашей переписки и, очевидно, нужно поспешать с нахождением формы, дабы не заморозить все на точке контроля".
     П.Н. оставил у себя материалы и копии моих писем к Татьяне Львовне.
     В последнем письме (от 29 марта) Татьяна Львовна сообщила: "Матушка просит передать, что в квартире Ю.Н. уже произведен "учет", правда, она просит, чтобы кто-нибудь по "естественным" каналам постарался проверить, как это сделано, дабы в случае каких-нибудь недоразумений скорректировать "опечатки". Сейчас все дела перешли к помощнику П.Н., а он в хороших отношениях с матушкой, и они вдвоем будут стараться "утрясти" теперь все детали. Во всяком случае, желательно как можно быстрее иметь на руках письменные пожелания С.Н.".
     Я, конечно, обо всем сразу же информировал С.Н. и послал ему "проект" письма к П[ётр] Н[илычу] [Демичеву], которое как бы явилось детализацией оставленной "памятной записки". Основные предложенные мной положения предусматривают на первых шагах: взятие на учет всех ценностей на квартире Ю.Н.; контроль над использованием всех архивных материалов, а следовательно, и возможных на их основе публикаций; контроль над использованием картин, как на выставках, так и при показе их на месте; официальный протест С.Н. против пользования Богдановой двойной фамили[ей].
     Я не знаю - откуда появились версии об отказе Стиббе от подарка и о том, чтобы Богданову "не трогать". В "памятной записке" уже было предложено взять ценности квартиры Ю.Н. на учет. Трудно, конечно, сейчас сказать, как точно С.Н. примет мои предложения и как их оформит. Однако, судя по его последним письмам, а также письмам З.Г., ввиду того, что после его отъезда дела на квартире Ю.Н. "активизировались" в нежелательном направлении, сам С.Н. занял в отношении к И.М. более жесткую позицию. У него был даже разговор по этому поводу с нашим послом. Не исключаю, что он и в дальнейшем будет действовать через посольство, но уже с учетом заново сложившейся обстановки. Трудно предрешать, насколько хватит "запала" в Министерстве культуры, а также какие "контрмеры" юридического характера будут приняты Богдановой-Васильчик. Ведь уже сам факт взятия "на учет" означает непризнание ее претензий на право наследования имущества Ю.Н. Поэтому, конечно, очень важно знать, как все это прошло и как было принято. Однако никаких "естественных" контактов с Богдановой-Васильчик у меня сейчас нет, да ведь и трудно наладить что-то "естественное" там, где все в высшей степени "противоестественно". На всякий случай я написал Борису Алексеевичу и еще одному знакомому в Москве, чтобы сообщили мне, если услышат о каких-то переменах на квартире Ю.Н. Но, само собой разумеется, абсолютно никаких подробностей я никому не сообщал, так же как и стимулов, которыми перемены могут быть вызваны. Как, когда и чем все это кончится, - сказать сейчас трудно. Поэтому обо всем этом пишу только Вам. В своих предложениях к С.Н. я выдвинул идею о создании комитета на общественных началах, который взял бы под контроль архив Ю.Н. и использование его для публикаций. В дальнейшем могут быть найдены и другие, более эффективные "формы", но, как мне представляется, на первых шагах необходимо создать что-то, что незамедлительно могло бы действовать в направлении полного контроля над фирмой "Богданова-Васильчик" в направлении ее ликвидации как юридически-правовой единицы. С этой стороны можно ожидать и наибольшего противодействия.
     Во всяком случае, все это получило сейчас какой-то новый ход, за которым необходимо следить и, в меру возможности, который нужно регулировать. Вместе с тем, все это еще находится на той начальной стадии, на которой необходима сугубая осторожность. Поэтому и более широкая информация вряд ли сейчас будет полезна.
     Сообщите, пожалуйста, Людмила Васильевна, о Вашем отношении к сложившейся новой ситуации, а также о малейших новостях, которые станут Вам известны. Со С.Н. у меня по этому вопросу продолжатся контакты. В самом конце апреля или в начале мая я приеду в Москву, тогда можно будет все обсудить подробнее, но и до этого хотелось бы иметь от Вас известия.
     Всего самого светлого.
     Ваш П.Беликов

П.Ф.Беликов - М.А.Мокульскому
19 февраля 1979 г.
     <…> Относительно И.М.Богдановой могу дополнить, что, конечно, какое-то "сотрудничество" с нею - более чем нежелательно. А ее окружение как раз активно ищет сотрудников, т.к. испытывает изоляцию и трудности из-за отхода всех бывших близких друзей и личных знакомых Ю.Н. и С.Н. Просто сходить на квартиру и ознакомиться с тем, что там есть - в этом я никакого "греха" не вижу.
     Чтобы Вам была картина яснее, приведу еще один пример. Мой хороший знакомый, который бывал на квартире еще тогда, когда о "Богдановой-Рерих" не было и речи (до 1972 г. она фигурировала исключительно как "Богданова" и просто "Рая" для более близких), посетил ее в 1977 г. На квартире тогда была и Мария Филипповна Дроздова (одна из непременных шефов). После этого последнего посещения он написал мне недоуменное письмо и просил разъяснений по таким вопросам:
     1 - правда ли, что, как утверждают на квартире Ю.Н., С.Н. отошел от Живой Этики?
     2 - правда ли, что С.Н. женился против воли родителей?
     3 - правда ли, что между Девикой и Е.И. были очень плохие отношения, что Девика хотела навредить Е.И. и получила "обратный удар"?
     4 - если все это так, то почему я вообще поддерживаю с С.Н. добрые отношения и даже работаю над книгой о нем?
     Копию письма со своими ответами я посылаю Вам для ознакомления.
     Сердечный привет Тамаре Дмитриевне и всего Вам самого светлого.
     Душевно
     П.Беликов

П.Ф.Беликов - О.В.Румянцевой
23 января 1980 г.
     Дорогая Ольга Васильевна!
     Я, действительно, еще болен и сам писать не могу. Пройдет еще месяца два. Сейчас врачи рекомендовали полный покой. Нарушаю его и пишу Вам (вернее, диктую) только по одному вопросу, затронутому Вами. Но сначала хочу выразить свою радость по поводу успешной работы Кабинета. Пусть и дальше успех сопровождает Вас.
     Дело о наследии имущества Ю.Н. обстоит так. С.Н. написал, чтобы его ввели в права наследства, но этой бумаге почему-то не дали хода. О ее судьбе вообще не известно. После смерти Ю.Н. в наследство, как выяснилось позже, вступила Л[юдмила] М[ихайловна]. Ираида не имела права, т.к. она была трудоспособна и не вступила еще в пенсионный возраст. С.Н. о вступлении Л[юдмилы] М[ихайловны] в наследство ничего не знал. Однако его насторожило письмо, в котором сестры попросили его, чтобы он задним числом, используя Неру, оформил бы их удочерение Н.К. Получив это письмо, С.Н. почувствовал что-то неладное и запросил свое посольство относительно наследства. Посольство, на основании ответа руководства Министерства культуры, отписало ему, что в Министерстве никто не сомневается, что он единственный наследник, а сестры только временно являются хранительницами квартиры. Это соответствовало и постановлению Совета Министров СССР, подписанному Микояном, в котором за Богдановыми оставалось право пожизненно пользоваться квартирой. В этом же постановлении было указано, что Богдановы являются доверенными лицами по передаче библиотеки Ю.Н. Институту востоковедения. Кроме того, этим постановлением им назначалась пенсия. На этом С.Н. и успокоился, будучи уверен, что дело так и обстоит.
     Со времени смерти Ю.Н. еще не прошло 20 лет. Но дело не в этом. Дело в том, что С.Н. писал свое письмо к А.Н.К. с той целью, чтобы самому распорядиться этим наследством. Как Вы понимаете, И[раида] М[ихайловна] может теперь все оставить В[асильчику]. А, может быть, он уже имеет это право. Поэтому необходимо имущество квартиры взять на учет, как имеющее архивную ценность. Ведь там не только картины, но и архив Ю.Н. Как это сделать, на месте виднее. Но есть закон об охране исторических памятников и архивных документов, который позволяет это сделать. Об этом может ходатайствовать любой музей, в том числе и Кабинет имени Н.К. Очень обидно будет, если наследие уйдет на сторону.
     Есть еще способ аннулировать введение в права наследства Л.М. Оно было неправомочно, т.к. обходило молчанием других наследников. Но это юридическая сторона дела, и ее знают лучше юристы. Если аннулирование возможно, то И.М. автоматически лишается своих прав. У Ираиды имеется еще одна сестра, которая может претендовать на это наследие также. Вот пока все, что могу сообщить. Дело, конечно, немного запоздало, но хочется верить, что один раз оно будет доведено до конца. Если нужно послать еще телеграмму по тому же адресу, куда было направлено письмо, то сообщите. Как я вижу, дело сейчас не пошло дальше выяснения вопроса, который был выяснен уже 3 года назад.
     Относительно Института "Урусвати" дело обстоит не совсем так. С.Н. дает нашим ученым такое же право участвовать в работе Института, как и болгарам. Но об этом подробнее потом.
     Желаю Вам всего светлого и полного успеха в начатом деле.
     П.Беликов

Дополнительные материалы

Праздничный вечер на квартире Ю.Н.Рериха в Москве. Хозяева квартиры - И.М.Богданова и В.Ю.Васильчик принимают 8 марта 1999 г. гостей за праздничным столом с чаем. На видеокадрах показывается убранство квартиры с многочисленными картинами Н.К. и С.Н. Рерихов.